Проблема «бессознательного»

ограниченных ситуациях), ему следовало бы обратиться к опытам с неприемлемыми постгипнотическими прика­зами, о которых мы уже говорили. Полученный таким образом экспериментальный невротический симптом авто­матически исчезает, как только больного, освободившегос

я от состояния гипноза, просят вспомнить и длительно удержать то внушение, которое ему было дано в предше­ствующем гипнотическом состоянии и которое, будучи забытым, вызвало бессознательный конфликт.

Для некоторых положений, выдвинутых Фрейдом, Ф. В. Бассин ищет экспериментальной проверки в облас­тях, чуждых психоанализу. Этот метод, который Бассин использует несколько недоброжелательно, должен быть признан полезным и Бассину следовало бы пользоваться им также в отношении того, что касается техники интер­претации в психоанализе, которая ему представляется, как мы видели, произвольной и недостаточно объективной. Он должен был бы начать с основного правила — со свободных ассоциаций (

Einf

a

lle). Исследование процессов содержа­ния бессознательного в психоанализе не основывается, как думает проф. Бассин, на символической интерпретации (которая является лишь вспомогательным средством и должна быть использована в меру и с большими предосто­рожностями), оно основывается, напротив, на методе ас­социаций. Важно было бы знать, считает ли Ф. В. Бассин приемлемым этот метод или нет? Чтобы судить о его цен­ности вне психоанализа, он мог бы обратиться, с одной стороны, к «

Diagnostische

Associations

Studien»

Jung (ко­торые являются применением «

Psychologishe

Tatbestands

diagnostik»

Wertheimer и

Klein, т.

e. классического экспе­риментального метода), с другой стороны, — ко всем прожективным методам, получившим широкое развитие, начиная с тестов

Rorschach в 1922 г., и ко всем тем приемам, которые на Западе относятся к так называемым методам клинической психологии: они заключаются в систематиче­ском подборе показателей, направленных на то, чтобы раскрыть глубокую и скрытую психологическую реаль­ность.

В то же время проф. Бассин утверждает, что он допу­скает существование бессознательных процессов и бессоз­нательного содержания. В таком случае он должен нам сказать, каким образом можно узнать что-нибудь об этом содержании, поскольку тот, кто говорит о бессознательных элементах, не давая никаких приемов, которые позволили бы их распознать, действительно становится на метафизи­ческую позицию.

Что касается символической интерпретации, к которой Бассин относится так неприязненно, я хотел бы сделать одно признание. Когда я начал заниматься психоанализом, то имел такое же отвращение к символической интерпре­тации, какое испытывает проф. Бассин. Вероятно, это объясняется моей установкой на экспериментальное иссле­дование. Я бы даже добавил: это отвращение не чуждо мне и сейчас. Действительно, совершенно верен и постоянно подтверждается аналитическим опытом тот факт, что бес­сознательное имеет символическое выражение, но когда речь идет о том, чтобы найти соответствующее символиче­ское значение (на основе самого простого символизма), например, в элементах сновидений, то если нет других доказательств, я всегда боюсь это делать слишком легко.

С самого начала исследований в области психоанализа я ставил перед собой задачу найти такой процесс, кото­рый позволил бы определенным образом доказать симво­лическое значение определенного элемента. Для того что­бы достигнуть этой цели, я пользовался группами повто­ ряющихся сновидений, которые наблюдаются у одного и того же субъекта несколько раз подряд с некоторыми вариантами в течение довольно короткого периода. Предпо­лагая, что все эти сновидения имеют некоторый общий смысл, я вел себя так, как человек, рассматривающий древние письмена и располагающий серией документов, в которых несколько раз повторяется неизвестное слово. Должен быть найден такой смысл этого слова, чтобы его можно было вставить в каждый из контекстов и таким образом понять его значение. Этому процессу (который мне казался достаточно достоверным) я дал название конвер­гентного анализа.

Тем не менее следует отметить, что как бы различно ни интерпретировали люди символический материал бес­сознательного, данные конвергентного анализа удивитель­ным образом оказываются аналогичными. Язык бессозна­тельно, хотя и имеет варианты, является общим для всех. Материал образов, влечений, желаний, который мы нахо­дим у разных лиц, в основном однообразен.

Символическая интерпретация требует большой осто­рожности и должна осуществляться не механически, при­чем опору для нее следует искать в основном процессе те­чения ассоциаций. Эта интерпретация далеко не произ­вольная, как, по-видимому, думает проф. Бассин.

Еще с начала XX века психоаналитики изучали сами процессы символизации, т.е. конкретное преобразование

определенной мысли или образа в соответствующее сим­волическое представление. По этому поводу можно обра­титься к исследованиям сновидений, вызываемых при гип­нозе, которые провел

Schretter, а в особенности к на­ блюдениям

Silberer над так называемым

функцио­нальным феноменом.

Я сам занимался этим во­просом и дал несколько описаний такого рода явлений.

Ф. В. Бассин не принимает во внимание внешних до­казательств процесса символизации и не имеет, по-моему, даже ясного представления о функции символизма. Ему кажется невозможным, чтобы в отношении самих симво­лов бессознательная психическая активность полностью переносила на них подлинные эмоциональные реакции, т.е. чтобы символ в данном отношении был вполне эквивалентен известному смыслу.

Эта трудность понимания символических продуктов, изучаемых психоанализом, объясняется тем, что не дела­ется различия между тем, что является символичным для бессознательного, и тем, каким соответствующий предмет представляется для нашей сознательной деятельности. Знамя для сознательной мысли — символ родины, и оскор­бление знамени может переживаться, как оскорбление родины. Однако ни один взрослый здравомыслящий чело­век не забывает о том, что знамя есть кусок ткани. Что же касается символов, созданных для бессознательной психи­ческой деятельности, то там дело обстоит иначе. Эти сим­волы не просто указывают на объект, символом которого они являются, не только его вызывают или обозначают, но становятся его действительными эквивалентами. Для того чтобы найти нечто подобное этому, обратимся к психике ребенка. В детской игровой деятельности каждый символ может стать для ребенка прекрасным эквивалентом. Бес­сознательную психическую активность можно рассматри­вать как остатки детской психики, которая продолжает себя проявлять во взрослом субъекте.

Ф. В. Бассин остановился в своем анализе на том, что называют первым периодом развития фрейдовской мысли. Он быстро отделался от последующих периодов, как если бы речь шла о совокупности произвольных построений.

Как и в каждой научной дисциплине, в психоанализе наряду с элементами, являющимися непосредственным ре­зультатом исследований, есть и другие, которые служат результатом чисто теоретического рассмотрения, базирую­щегося, однако, на элементах, подтвержденных исследова­ ниями. Вполне логично то, что эти рассуждения имеют значение гипотез, которые свободно обсуждаются психо­аналитиками. Более того, есть положения, которые, хотя и имеют характер гипотез, могут быть использованы как направляющие схемы, продвигающие аналитическую ра­боту. Разумеется, к ним необходимо относиться с большой осторожностью и даже сомнением в тех случаях, когда они претендуют на точное соответствие действительности. Пси­хоанализ имеет свои терапевтические цели, которые ча­сто заставляют действовать по принципу «как если бы».

Среди психоаналитиков есть люди более осторожные, которые всегда различают то, о чем можно говорить с уве­ренностью, от того, что является гипотетическим (

Freud, со своей стороны, всегда проводил это разграничение). Но есть и такие, которые недостаточно осторожны. Однако и в последнем случае опасность не слишком велика. Не­сколько лет назад