- И мне тоже, - отвечал я, - но я буду время от времени навещать вас.
- Нет, Ри'фат, - вступила в разговор Рената, вам нельзя больше здесь появляться, это вызовет такой же скандал, как сегодня утром. Кроме того, это может меня скомпрометировать. Мне очень жаль, но мы с вами больше не увидимся, - и очень тихо добавила, - возможно, никогда.
- Да что вы, Рената, как это может быть - жить в таком маленьком городке и не видеться? Вы можете прийти ко мне в гости с фрау Эльзой или мы можем куда-нибудь съездить, как в прошлое воскресенье.
- Мы не можем видеться именно потому, что городок такой маленький, разве вы сами этого не понимаете, Ри'фат? - совершенно логично возражала Рената и, посчитав разговор на эту тему законченным, спросила:
- Вы когда переселитесь на новую квартиру - сегодня или завтра?
- Все свои вещи я не смогу унести за один раз, поэтому сегодня я отнесу часть вещей и вернусь. А завтра утром заберу остальное.
- Вот и хорошо, - обрадовалась фрау Эльза, - у нас целый вечер впереди, устроим прощальный ужин, если вы не возражаете, герр Ри'фат.
У нас с Николаем была договоренность относительно сегодняшнего вечера, но я решился нарушить её, считая, что он правильно поймет меня.
Так оказался я уже в третьей, последней квартире.
Особенности немецкого быта, или В 'плену' у немцев
Первые дни в новой квартире ушли на привыкание к заведённым здесь порядкам и на более близкое знакомство с её обитателями. Муж фрау Эрики оказался человеком лет на 12-15 старше неё, с очень спокойным, рассудительным характером. Герр Отто был немногословен, но и не замкнут, разговаривал медленно, чуть в растяжку, словно получая удовольствие от каждого сказанного слова. Почти седой и с некоторой желтизной, покрывавшей его лицо, он производил впечатление болезненного человека. Тем не менее, я его постоянно видел что-то делающим по хозяйству: то он работал в саду, то занимался ремонтом домашней мебели и детских игрушек, то возился с приёмником или помогал жене. Он мне рассказал, что на войну его не призвали из-за инвалидности. Работая с детства в калийных шахтах, сначала простым рабочим, а затем мастером, он повредил себе дыхательные пути и был уволен с хорошей пенсией. Некоторое время не работал, изучая бухгалтерское дело, а затем его опять приняли на шахту, но уже в должности бухгалтера. Дом купил ещё задолго до войны в рассрочку и полностью за него расплатился. Видно было, что он очень любит свою жену, детей и дорожит семейным уютом. Старшая дочь Катрин увлекается музыкой, ей уже 12 лет, в будущем году заканчивает музыкальную школу. Сельме 10 лет, очень спортивная девочка, хорошо бегает, плавает, любит акробатику и гимнастику. А самый младший, семилетний любимец отца Юрген, не по-детски серьёзен, уже два года, как хорошо читает и рисует, играет в шахматы, помогает маме ухаживать за цветами. Герр Отто жалеет, что поздно женился и опасается за судьбу детей из-за своей болезни. Что касается фрау Эрики, то её образ сохранился в моей памяти как эталон немецкой женщины, жены, матери и хозяйки дома. Она любит мужа и относится к нему с большим уважением - это чувствуется в каждом движении, в каждом слове или жесте. Дети всегда одеты очень опрятно и просто, от них веет какой-то необыкновенной чистотой. Они удивительно послушны и предупредительны, родители никогда не ведут с ними резких разговоров на повышенных тонах. Как это удается - для меня так и осталось загадкой. Фрау Эрика содержит дом в образцовом порядке - нигде не видно ни соринки, ни пылинки. Стёкла на окнах такой прозрачности, что их просто не видно. Всё на кухне, в ванной, в туалете блестит, точно только что купленное в магазине. Она придерживалась такого же культа постели, который я отмечал в квартире фрау Шарлотты в Берлине. Такая же высоченная пуховая постель с ароматом свежего воздуха. Когда бы я ни заходил домой в середине дня - окно в спальне открыто, вся постель перекинута через оконный проём и дышит воздухом, набирается свежести. К вечеру всё постелено, приготовлены таз с водой и полотенце.
Первые дни я как-то не интересовался вопросом распределения площади этого дома между его жильцами, но позже узнал, что всё семейство живёт вместе со мною на втором этаже, а первый этаж занимает некто Курило со своей семьёй. Курило, один из советских гражданских специалистов, работал директором завода по восстановлению технологии производства и сборки ракеты ФАУ-2, получившем название 'Верк-драй' или завод номер три. Эта семья оказалась настолько замкнутой и неконтактной, что мне ни разу не удалось хоть с кем-то из них перекинуться парой слов. Я их не видел ни в саду, ни где-то в другом месте. То ли в них глубоко сидел синдром немецких врагов-оккупантов, то ли этой семье была присуща манера особой отчуждённости от всего окружающего.
Герр Отто как-то мне объяснил, что трудное материальное положение заставило их сильно потесниться. Я ему предлагал не стесняться моего присутствия и пользоваться кабинетом-столовой по своему усмотрению, по крайней мере, когда меня нет дома, на что он отвечал, что там он берёт все необходимые ему книги, а больше ему ничего не нужно. Иногда по вечерам у меня собиралась небольшая компания, приходил Николай, наши переводчицы, ещё кто-либо, и это не вызывало никакого раздражения со стороны хозяев. Раза два или три приезжали гости из Берлина и из Зоммерды, где была сосредоточена конструкторская часть наших работ. В общем, жизнь вошла в определённую колею и протекала без каких- либо эксцессов, волнений и тревог. Довольно часто я вспоминал Ренату и фрау Эльзу, но, помня их убедительные просьбы, воздерживался от посещений их дома.
Присматриваясь к укладу жизни, к быту немецких семей, немецкого города, я делал интересные открытия, которые то поражали, то восхищали. Я уже писал, что Николай много фотографировал. Плёнку мы сдавали в ателье. За все время нашего пребывания в Бляйхероде я не помню ни одного случая, чтобы заказ не был выполнен в назначенный срок. Вам вернут аккуратно упакованную плёнку, заказанные фото в фирменном конверте, а на конверте - запись о количестве кадров и числе экземпляров с указанием стоимости и даты изготовления. В конце ХХ века всё это может нам показаться и не столь удивительным, но пятьдесят с лишним лет тому назад на фоне существовавшего у нас 'сервиса' это представлялось для нас чем-то невероятным.
Мы все там постепенно привыкли к тому, чтобы дома всегда были пиво, содовая или сельтерская. Достаточно было позвонить на завод и дать заказ, как точно в назначенное время к вашему дому подвезут всё заказанное, заберут пустую посуду и оставят открытку с благодарностью и бланком на следующий заказ, который вы можете либо отправить по почте, либо занести сами, либо заполнить и оставить к их следующему приезду. Платить можете когда угодно - заранее, при доставке или брать в кредит. На доставочной карточке обязательно будет указана выписка из вашего счёта - сколько ещё ваших денег осталось в фирме или сколько вы должны ей на текущий момент. Мне ни разу не пришлось сделать повторного напоминания по поводу сделанного заказа. Удивительно? Для нас - да! Хочу ещё раз напомнить, что всё это происходило в истощённой войной стране, большая часть мужского населения которой либо полегла на фронтах войны, либо отбывала наказание в плену. Как было этому не удивляться?
Не могу не описать процедуру 'отоваривания' продовольственных карточек, свидетелем которой был не раз. Я видел, как фрау Эрика сидит на кухне с арифмометром и с этими самыми карточками и что-то колдует. Спрашиваю:
- Что это вы делаете, фрау Эрика?
- Собираюсь пойти в магазин, купить продуктов на три дня.
- А что вы считаете?
- Как что? - удивилась она, - без точного расчета я жить не могу, ведь норма очень маленькая.
- Так пойдите и купите то, что сейчас есть в магазине, на весь месяц, - посоветовал я ей, - а завтра ещё что-нибудь поищете, - но она меня совсем не поняла и возразила:
- Зачем мне покупать на целый месяц, герр Ри'фат? Я пойду и куплю то, что мне нужно на три дня.
- Но ведь вы можете не достать то, что вам нужно, фрау Эрика! Мы тоже дома живём по карточкам и знаем, что это значит. Поэтому когда дают что-то хорошее, мы сразу покупаем на весь месяц про запас. А
