понять...'
Школьный учитель, к которому герой идет за разъяснением, сначала долбит привычные прописи ('Гоголь был захвачен движением, и пришла мысль о России, о ее судьбе...'), потом и сам запутывается ('И так можно, оказывается, понять').
Проблема так и остается неразрешенной. Учитель идет фотографировать закаты, механик, удивляясь своему ребячеству, идет домой. 'Он — не то что успокоился, а махнул рукой, и даже слегка пристыдил себя: 'Делать нечего: бегаю как дурак, волнуюсь — Чичикова везут или не Чичикова?' И опять — как проклятие — навалилось — подумал: „Везут-то Чичикова, какой же вопрос?''.
В подтексте прозы Шукшина постоянно пульсирует и этот, гоголевский, вопрос: 'Русь, куда же несешься ты? Дай ответ!.. Не дает ответа'.
Писатель-пророк задавал его из далекого Рима. Сельский механик пытается найти на него ответ через сто лет с лишним из глубины России-СССР.
Коварное шукшинское 'заземление' кажется сегодня даже более острым, чем гоголевская лирика.
Чичиков, наконец, доехал?!
Необгонимая тройка — с обрыва...
Поздно решать: права — не права.
Неудержимо, необратимо
На площади Красной растет трава.
С писателем уходит его мир — это неизбежно. Но — если это настоящий писатель — неизбежно должна быть подхвачена его тема.
Кажется, шукшинская жизнь, шукшинские герои бесследно исчезли, шукшинские вопросы потеряли прежнюю остроту. Но скорее всего они на время притаились, замерли в ожидании нового летописца.
