разногласия, как я понимаю, если не уладили, то почти уладили. Поспорить ты тоже порой любишь, а он как нельзя лучше для этого подходит. Мелиссе надо будет кое-какие вещи освоить у коренных эльфиек, раз уж ее угораздило влюбиться в Эла. Да и Тиру некоторые ваши заклинания использовать лучше не дома, где мне еще дороги наши стены, а в Священной Роще, где магией пропитан каждый камушек и где можно не бояться уничтожить половину мира. Ведь так?
Тирриниэль радостно вздрогнул.
– Мама, мы правда вернемся? – неверяще распахнула глаза Мелисса.
– Ну, если не хотите, можем и дома все оставшуюся жизнь провести.
– Белка! – пораженно замер Таррэн. – Ты что, собираешься…?
– МАМА!
– Тирриниэль, как насчет следующей весны? – спокойно поинтересовалась Белка, на что Владыка эльфов неверяще округлил глаза, но потом, спохватившись, благодарно улыбнулся и согласно кивнул. – Отлично. Значит, так и сделаем. Только вот этот белобрысый тип наверняка приедет с нами, да и кошки не согласятся скучать в одиночестве, так что заранее готовь большой дом, чистое озеро, целую кучу угощения и праздничный фейерверк. И свадьбу твоего нового Хранителя, заодно, а то обидно будет приехать, когда он еще холостой!
Мирена смущенно зарделась и крепче прижалась к своему избраннику.
– Что ты ей наобещала? – неслышно шепнул Таррэн, правильно подметив победную улыбку на губах порозовевшей эльфийки.
– Ничего особенного. Просто мы нарисуем на ней не только защиту от вашего Огня, но и еще пару славных черточек, которые не позволят Линнувиэлю о ней забыть. НИКОГДА не позволят, если ты меня понимаешь, и сделают его слегка… неадекватным в ее присутствии.
– Что?! – отпрянул эльф. – Боги! И она согласилась?!!
– Конечно, дурачок, – промурлыкала Гончая, проникновенно заглядывая в его глаза. – Думаешь, нам не нравится, когда от нас сходят с ума? Думаешь, мы готовы отказаться от искреннего преклонения? Думаешь, нам не льстит, что любимый мужчина буквально сгорает от одного единственного брошенного взгляда? Умирает от волнения и короткого прикосновения? Конечно, на нее будет реагировать только Линни – второй Измененной я не допущу. Но зато они смогут пробыть вместе гораздо дольше, чем у вас обычно получается, и все это время будут желать друг друга так же, как и в первый день.
Она незаметно прижалась бедром и обожгла его еще одним долгим взглядом, с удовольствием видя, что достигла цели.
– А чтобы Мирена не зазнавалась и не хулиганила, я ей одну уязвимую точечку оставлю. И по секрету намекну об этом нашему Хранителю, чтобы он всегда знал, как ее остановить. Или НЕ делать этого, если пожелает.
– Чудовище… – простонал эльф, прижимая эту коварную кошку к себе. – Какое же ты у меня чудовище!
– Ужасное, – согласилась Белка, счастливо жмурясь. – Но ты все равно меня любишь.
– Люблю. Надеюсь, ты уже его освободила?
– Конечно. На Торка мне сдался еще один Темный? Мне и твоего темперамента хватает за глаза и за уши. Едва справляюсь, хотя меня специально меняли под твои безграничные возможности и о-о-чень высокие аппетиты.
– Тогда… – смущенно кашлянул Таррэн, отстраняясь. – Если ты не передумала, конечно…
– Не передумала. Только если меня тут обидят, имей в виду: развалю эти Чертоги по веточке.
– Я знаю, – ласково поцеловал ее эльф. – Сам их развалю, если они тебя поранят. Отец, у тебя все готово?
– Давно, – немедленно кивнул Тирриниэль.
– Ладно, давай попробуем, – вздохнул Таррэн, подходя к деревянному трону и задумчиво глядя на повисшую над ним широкую ясеневую ветку. – Все, как прежде – девять ветвей, девять Кругов, девять жизней…
Он приблизился вплотную и осторожно коснулся одной из веток, что оказалась начисто срезана острым эльфийским клинком. Сейчас вместо гордой ветви и пышной зеленой кроны на основном стволе красовалась плохо поджившая рана – старая, чистая, с капельками янтарной смолы на ровном срезе.
– Это осталось от Талларена, вот это была моей… да, я помню. Она еще теплая.
– Погодите-ка, Таррэн… так это и есть ваш Ясень?!! – неожиданно громко возопил Вал. – Вот ЭТО?!! Такой маленький?! Я думал, он в Роще стоит, за семью замками! Громадный и вообще… а оно… Таррэн, это не смешно!
– Я и не смеюсь, – рассеянно отозвался эльф, бережно гладя живую древесину, которую сам когда-то ранил. – Мы никогда не показывали этого смертным. Никто на Лиаре не знает, что на самом деле Ясень – это не дерево. Вернее, не просто дерево, а все вокруг: наш Лес, Чертоги, стены и листья… он везде, в каждом корне и каждом листке, что растет на севиллах, в каждом цветке, что распускается по утрам. В звуках дождя и пении ивовой лурски… он – это мы, Вал. Он – средоточие нашей силы. Наша колыбель, наша родина, наш Великий Отец, которому все мы обязаны жизнью. Именно поэтому ни один эльф не срубит живую ветку, не ранит коры и не сорвет красивый цветок. Мы едины с ним, слились, а он чувствует и понимает нас. Просто у магов общаться с ним получает гораздо легче, чем у всех остальных. Для этого, собственно, и нужны Хранители: они черпают в Ясене силу и возвращают ее обратно всякий раз, когда отпускают свой Огонь на свободу.
– А ЭТО? – ошарашено моргнул Вал, непонимающе глядя на скромную, но величественную ветвь, осеняющую деревянный трон, будто роскошной короной.
– Это всего лишь мой Род, – коротко отозвался Таррэн. – Все мужчины, что рождались на свет после смерти Изиара. Древо жизни, если хочешь. Силы в нем никакой нет, но по нему легко можно проследить всю нашу династию. Вот тот участок, что обгорел, принадлежал моему брату, а этот… его я срезал сам, когда отрекался от Рода.
Неожиданно решившись, эльф закатал рукав и несильно полоснул по запястью ножом. Там немедленно выступило несколько капелек крови, которые он осторожно подхватил и бережно втер в обрезанный под самый корень ствол.
Некоторое время ничего не происходило.
Однако через бесконечно долгую минуту, в которой все присутствующие с замиранием сердца следили за неподвижной веткой, по Чертогам прошел странный гул. Сперва несильный, почти незаметный, неуверенный. Его бы и не заметили, если бы в зале не царило напряженное молчание и если бы все без исключения уши не были повернуты в ту сторону. Но гул постепенно нарастал, становился явственнее, сильнее. Потом ощутимо задрожал пол, по густой листве на стенах прошло странное волнение. Трава под ногами испуганно прижалась, как от сильного ветра. Черные макушки эльфов взъерошил невесть откуда взявшийся вихрь, а потом, наконец, деревянный трон дрогнул.
Таррэн удивленно отступил, когда на безупречно ровном спиле, сделанным им более двухсот лет назад, неожиданно появился крохотный зеленый росток. Поначалу маленький, неуверенный, но с каждой секундой он набирал силу и быстро вытягивался в сторону своего вернувшегося хозяина. Затем он потолстел, покрылся прочной корой, удлинился до размеров эльфийского клинка, на короткое мгновение замер. А потом вдруг разом распустился ярким зеленым цветом многочисленных листьев – свежих, чистых, будто солнцем умытых. Победно горящих изумрудными ребрышками и гордо красующихся под восхищенными взглядами Темных.
– Он тебя принял, – улыбнулся Владыка Л'аэртэ. – Ты снова Дома, сын мой. Я рад за тебя. Добро пожаловать в Род.
Таррэн бережно коснулся своей новой ветви и благодарно прикрыл глаза, всем существом чувствуя, что его действительно приняли, простили, обласкали, как блудного, но любимого сына. Признали, наконец. И это принесло в его душу долгожданный покой, которого, как оказалось, там так не хватало.
– Можно, я тоже попробую? – шепотом спросил Тир, выжидательно глядя на отца и деда.
Тирриниэль с улыбкой кивнул и с нескрываемой гордостью осмотрел вторую ветвь, немедленно отросшую на Ясене у основания той, что была заново дарована его сыну. У Тира оказалась более тонкая основа, чем у блаженно жмурящегося отца, но Владыка хорошо знал, что с каждым прожитым годом она
