- Лиля! Спойте свою любимую!
В два голоса они тихо запели. Я подпеваю, но после контузии все на один мотив. К нам уже спешат Ася Максимова, Шура Рычкова, Катя Кутова. Мы сели на скамейку у деревянного дома и пели:
Голоса замерли. Грустно немного, но стало спокойней. Прозвучал отбой ко сну, все разошлись.
А утром в палате с сестрами Шурой, Надей, Ирой суетилась, помогая, малолетняя Сизова Тамара. Они умывали раненых, разносили чай. С детским любопытством Тома сует свой курносый нос везде, следит за сестрами и быстро все запоминает. У нее погибли родители, она сирота. Принесла связку стиранных перепутанных бинтов, и все, кто может, из раненых, помогают их разглаживать руками, скатывать и складывать в наволочку. Доктор Хлус осмотрел каждого раненого, выслушал, проверяя повязки. Назначает в перевязочную или на эвакуацию. «Сестра, у меня повязка промокла!» Сняв верхний слой ваты, накладываю сухую, а детские глазенки Томы следят внимательно. «На-ка, бинтуй!» Она коротенькими толстыми пальчиками ловко прибинтовала. Хорошо! Через пару дней она уже научилась отвечать на вопросы раненых.
- Почему не хотите перевязывать?
По-взрослому, серьезно и внимательно смотрит на раненого:
- Вас вчера перевязывали. Рана чистая, беспокоить зря нельзя, несколько дней потерпите!
- Ах ты, дочка-утешитель.
Рассмеется раненый и отношения налажены. Вопросов у раненых много, только успевай отвечать.
Обед. Время кормить диетических. Танкиста с развороченной челюстью и обожженными руками кормлю сама. Он не жалуется, не хнычет, только глаза с обожженными бровями, опаленными ресницами, красными веками иногда выражаются без языка. Вливаю ложкой в незакрывающийся рот протертые супы или каши. Боль. Конечно, ужасная. Иногда мутная слеза сползет по щеке и впитается в бинт. Но еда - шаг к выздоровлению. Он торопится выздороветь и - туда, где грохочет война. А вот лежит разведчик, Тома кормит его. Встать он не может, но не унывает, старательно шутит над соседом, пехотинцем Андреем Балашовым из Воронежской области. Его контузило, он ничего не слышит и не говорит. Молоденький, очень напуган, часто плачет, боится остаться глухим. А раненые наперебой, кто как умеет, объясняют ему, что некоторые были контужены, от 3-х дней до 2-х недель все проходит. Гудок машины торопит всех.
Быстро оформляем документы, грузим первую очередь, подбинтовываем повязки. В кабины сажаем раненых покрепче. В последнюю кабину просится танкист. Он мычит, смотрит мне в глаза и забинтованной рукой показывает в кабину. «Тяжело тебе будет, ложись лучше!» Нет! Мотает головой. «Сестра! Сажай со мной, тихо поеду!» - говорит шофер. С благодарностью и печалью смотрят глаза. «Не робей! Вылечат». Он кивает головой, пытается своими бинтами, как боксерскими перчатками, пожать мою руку. До свиданья! Машина, подняв пыль, укатила.
Все успокоились. Петя Кутуев привез газеты и почту. Ира читает вслух. Валя разносит чай, Тома пишет письмо раненому. «Сестра! Побриться бы!» Для нас это страшный вопрос. «Цирюльник» бреет в день несколько человек раненых, часть госпитальных. Меня долго уговаривают. Я бритву держу нетвердо, но что делать? Раненых много, зарастают быстро. Вот лукаво предложена опасная бритва, предварительно направленная на ремне. Стою на коленках на нарах, намылила лежачего раненого. Щетина, как проволока. Рука трясется, боюсь, обрежу. Кое-как половина лица выбрита. Сосед говорит: «Половина - молодой, половина - старый!» Вздыхаю свободней, но раненый трагически умоляет: «Родная! Больше не вынесу!» Под общий хохот, сконфуженная возвращаю бритву. Оказывается, это бывалый солдат и знает, что сейчас из-под земли достанут «цирюльника», к всеобщей радости. Позвала госпитального парикмахера.
Начался вечерний обход. Скоро должна быть эвакуация.
16 июня. В этот поток много контуженых. Одни совсем безучастны, другие получше. Утром эвакуация прошла благополучно, без налета мессеров. А перед обедом вызывают меня в штаб, какие-то военные сидят, спрашивают: кто я, откуда, помню ли я раненых, партийность. Чудные вопросы. Спросили бы чего надо, отвечу. Конечно, всех раненых не запомнишь. Можно посмотреть по книге регистрации, куда направлен (с кем шел, с тем и лежит), все просто. Покажите, где лежат раненые. Иду, показываю. Офицера Зверева повидать надо, это 115 ОСБР. Зверев был контужен, а сейчас лежит шинель. Ну, вышел, мало ли что надо. Спрашиваю у рядом лежащего. Отвечает, что после обхода врача вышел. «Вспомните все, что говорил врач». «Врач сказал, что контужен, 3-5 дней, скоро они будут слышать. В госпитале мест мало, надо собрать группу и отправить на долечивание в выздоравливающую роту». «А оттуда в свою часть не попадешь!» - добавляет раненый.
