минут тишины и снова знакомая череда звуков. После ее трехкратного повторения Дюссель, наконец, погружается в сон.
Случается, что ночью в период с часу до трех стреляют. Не успев сообразить, в чем дело, я обычно вскакиваю с постели. Но иногда не пробуждаюсь окончательно и повторяю в полусне неправильные французские глаголы или вспоминаю последнюю ссору «верхних». А когда наступает тишина, вдруг соображаю, что была перестрелка. Но чаще всего хватаю подушку, носовой платок, быстро набрасываю халат, влезаю в тапки и бегом к папе! Марго описала это в стихотворении на мой день рождения:
В большой кровати не так страшно, разве что, если стреляют очень сильно.
Без четверти семь. Тррр… Звенит будильник. «Щелк» — госпожа ван Даан нажала на кнопку, и звон прекратился. «Крак» — встал господин. Звук льющейся воды в ванной.
Четверть восьмого. Скрип двери. Дюссель направляется в ванную. Раздвигаются шторы, и в Убежище начинается новый день.
Анна.
Четверг, 5 августа 1943 г.
Дорогая Китти!
Сегодня расскажу, как проходит у нас обеденный перерыв.
Пол первого. Вся компания вздыхает с облегчением. Сотрудники конторы — ван Марен, человек с сомнительным прошлым и де Кок — ушли домой. Наверху слышен шум пылесоса: госпожа чистит свой любимый и единственный коврик.
Марго с парой учебников под мышкой идет давать уроки 'трудно обучающимся детям', а именно Дюсселю: он как раз относится к этой категории. Пим в уголке погружается в своего любимого Диккенса, надеясь хоть недолго посидеть спокойно. Мама спешит наверх помочь другой усердной хозяйке, а я иду в ванную, чтобы прибрать там, а заодно привести себя в порядок.
Без четверти час. Принимаем гостей. Сначала появляются господин Гиз, потом Кляйман или Куглер, Беп и иногда Мип.
Час дня. Собравшись все вместе около нашего миниатюрного приемничка и затаив дыхание, слушаем Би-Би-си. Это единственные минуты дня, когда жители Убежища не пререкаются друг с другом, даже господин ван Даан не вступает в спор с тем, кто передает последние известия.
Четверть второго. Раздача супа. Каждый получает свою порцию, а иногда еще что-то на сладкое. Господин Гиз уютно устраивается на диване или за письменным столом — с газетой, тарелкой и обычно котом на коленях. Если хоть один из этих атрибутов отсутствует, он явно не доволен. Кляйман рассказывает последние городские новости — никто не умеет это лучше него.
Топ-топ — Куглер взбегает по лестнице, стучит в дверь и входит, потирая руки. Он весел и энергичен или наоборот мрачен и немногословен, в зависимости от настроения.
Без четверти два. Гости покидают нас, чтобы вернуться к своим служебным обязанностям. Марго с мамой моют посуду. Господин и госпожа отдыхают, папа и Дюссель тоже ложатся вздремнуть, Петер удаляется к себе на чердак, а Анна приступает к занятиям. Я люблю этот спокойный час: почти все спят, и никто не мешает. Дюсселю явно снится что-то вкусненькое: это видно по выражению его лица. Но долго любоваться им нет времени: ведь ровно в четыре наш педант, разбуженный будильником, потребует освободить для него письменный стол.
Анна.
Понедельник, 9 августа 1943 г.
Дорогая Китти!
Продолжаю рассказ о распорядке дня в Убежище. Опишу, как проходит наш обед.
Его обслуживают в первую очередь, и он, не стесняясь, накладывает еду на тарелку, особенно, если она ему по вкусу. Принимает активное участие в разговорах за столом, обо всем имеет свое мнение. Ему лучше не возражать, а если кто и пытается, то всегда проигрывает. О, он как кот, шипит на противника… Испытав это один раз, второй попытки уже делаешь. Что ж, он в самом деле умен, но и уверен в себе в высшей степени.
Лучше мне о ней промолчать. Бывают дни, когда она особенно не в духе, и это явно отражается на ее лице. Говоря откровенно, она виновата во всех ссорах. Натравливать людей друг на друга — ах, как ей это нравится.
Например, госпожу Франк на Анну. Вот только с Марго и с ее собственным супругом эти номера не проходят. А за столом… Не подумайте, что госпожа чем-то обделена, хотя она сама в этом уверена. Самые мелкие картофелины, все вкусное, нежное, сочное должное достаться ей! (Как раз эти желания мадам приписывает Анне Франк). Второе ее хобби — говорить, лишь бы нашелся слушатель, и неважно — интересно тому или нет. Ведь то, что рассказывает госпожа ван Даан, не может быть неинтересным. Ужимки, кокетничанье, уверенность в собственной компетенции, советы направо и налево — должны по ее мнению произвести впечатление. Но если присмотреться получше, то узнаешь ее суть. Энергичная, кокетливая и иногда довольно смазливая. Такова Петронелла ван Даан.
обычно не привлекает к себе внимания. Господин ван Даан младший обычно молчалив и спокоен. Но что касается аппетита — бочка Данаиды! Он никогда не наедается и после сытного обеда весьма серьезно уверяет, что мог съесть еще вдвое больше.
Ест как мышка и не произносит ни слова. Питается исключительно овощами и фруктами. «Избалована» — мнение ван Даанов. 'Плохой аппетит из-за недостатка свежего воздуха и движения', — считаем мы.
На аппетит не жалуется и любит поговорить. В отличие от госпожи ван Даан не похожа на домашнюю хозяйку. А в чем собственно отличие? Госпожа ван Даан готовит, а мама моет посуду и убирает.
О папе скажу немного. Он самый скромный за нашим столом. Прежде, чем положить еду на тарелку, всегда смотрит, достаточно ли у других. Ему ничего не нужно, все прежде всего для детей. Он пример всего хорошего.
А рядом с ним восседает заноза нашего Убежища. Дюсель накладывает еду в тарелку, ест молча, ни на кого не глядя. Если и говорит, то только о еде, что обычно к ссорам не приводит. Поглощает гигантские порции, никогда не отказывается — неважно, вкусно или нет. На нем брюки, которые доходят почти до груди, красный пиджак, черные лакированные туфли и очки в роговой оправе.
Целый день он работает за письменным столом, прерываясь лишь для дневного сна, еды и похода в свое любимое местечко… туалет. Три, четыре, пять раз в день кто-то в нетерпении стучит в дверь туалета, переминаясь с ноги на ногу — нужно срочно! Однако Дюссель невозмутим. С четверти до половины восьмого, с половины первого до часа, с двух до четверти третьего, с четырех до четверти пятого, с шести до четверти седьмого и с половины двенадцатого до двенадцати его оттуда не сдвинешь. Это 'дежурные часы' — запишите, если хотите. Он их всегда соблюдает, не обращая внимания на мольбы за дверью.
Беп, хоть не является постоянной обитательницей Убежища, но наш частый гость в доме и за столом. У Беп замечательный здоровый аппетит, ест все, что на тарелке, не придирчива. Она всему рада, и этим доставляет нам удовольствие. Веселая, добрая, отзывчивая, всегда в хорошем настроении — вот ее характер.
Анна.
Вторник, 10 августа 1943 г.
Дорогая Китти!
У меня появилась блестящая идея: за столом чаще беседовать с самой собой, чем с другими, что удобно в двух отношениях. Во-первых, все довольны, когда я не тараторю без умолку, во-вторых, и мне не приходится злиться из-за замечаний. Они считают все мои мысли глупыми, я же с этим совершенно не согласна. Что ж, буду теперь держать их при себе! Например, когда на обед подают то, что я терпеть не могу, стараюсь не смотреть на тарелку, представляю, что это что-то очень вкусное и так постепенно все съедаю. По утрам не хочется вставать, но я спрыгиваю с постели, утешая себя тем, что предстоит хороший день, иду к окну, открываю шторы, вдыхаю немного свежего воздуха и окончательно просыпаюсь. Надо поскорее убрать постель, чтобы не было соблазна снова туда влезть. Знаешь, как мама теперь меня называет?
Актрисой по жизни. Забавно, как ты считаешь?
Уже неделю мы живем вне времени: куранты с башни Вестерторен сломались, и мы теперь ни днем ни ночью не знаем в точности, который час. Очень надеюсь, что нашим милым часам найдут замену.
Где бы я ни была — внизу или наверху — все с восхищением смотрят на мои ноги, обутые в необыкновенно шикарные (в эти-то времена) туфли. Мип купила их по случаю за 27,50 гульденов. Ярко-красные, замша с кожей и довольно высокий каблук. Хожу, как на ходулях, и кажется, что я гораздо выше, чем на самом деле.
Вчера у меня был несчастливый день. Началось с того, что я уколола большой палец толстой иголкой, да к тому же — ее тупым концом. В результате Марго одна чистила картошку, так что плохое обернулось и чем-то хорошим: я смогла, насколько позволял палец, заняться дневником. Потом я налетела головой на дверцу шкафа и упала почти навзничь. Шум, конечно, был изрядный, за что я получила очередной нагоняй. Мне не разрешили открыть
