— Потому что, спрашивая о тебе, он сразу обозначил твой жизненный статус как женщины, дарующей мужчинам услады любви взамен своего содержания. По этим меркам, транспортное средство тебе никак не положен и весь путь до стойбища, тебе придется идти пешком, покорно держась за стремя моего верблюда. Думаю, что с твоей больной ногой и легкой обувью это будет верхом неприличия по отношению к любой женщине. А кроме этого, мне не понравилось, как он смотрел на тебя. Бьюсь об заклад, в стойбище он непременно бы попросил бы подарить тебя ему, продать или же отдать на одну ночь. Белые женщины здесь являются очень ценным товаром, даже с темными волосами как у тебя.
— Да? — спросила Мария, со страхом косясь на возвращающегося с двумя верблюдами кочевника.
— Угу. Так что тебе крупно повезло, оказавшись моей женой, учти это.
Девушка многозначительно хмыкнула, но ничего не ответила, поскольку она уже привыкла к капитанскому юмору. Когда путники садились на скакунов пустыни, произошел досадный инцидент. Когда Гасан учтиво помогал Марии садиться на опустившееся животное та, неудачно садясь в верблюжье седло, придавила своё платье. Раздался предательский треск износившейся материи и на боку девушки, появилась вертикальный разрез довольно приличных размеров, сквозь который под платье Марии незамедлительно хлынул жаркий и палящий воздух пустыни.
Как настоящие кавалеры мужчины сделали вид, что не заметили случившейся «аварии», однако от постоянной качки на спине корабля пустыни, на каждом малозначительном ухабе злосчастная прореха быстро увеличивалась, заставляя Марию заливаться краскою стыда.
Через час подобной пытки, девушка была несказанно рада, когда наконец-то показались шатры становища. Выстроенные сплошным кольцом вокруг жилища вождя, своим видом они сразу приворожили глаза путников, обещая им, укрытие от жаркого солнца, которое нещадно палило их своими лучами.
Снимая свою спутницу с седла, Эл осведомился у Гасана, не здесь ли живут знаменитые умельцы ткачи, чья мастерство и слава, в изготовлении одежды докатилась до стен Малаги, и когда юноша подтвердил слова капитана, то тот попросил подобрать Марии новую одежду. Гасан гортанно позвал женщин, которые ухватили Марию за рукав и быстро повели к одному из пестрых лагерных шатров.
Этот жест милосердия обошелся капитану в два полновесных серебряных дихрема, но сделанные затраты стоили того. Когда примерка обновы закончилась и полог шатра был, откинут, перед Элом возникла не ставшая ему уже привычная по прежнему общению нескладная «дылда», а довольно привлекательная незнакомка с изяществом одетая в костюм женщины пустыни.
Неизменные легкие штаны, достигающие щиколоток, являющиеся неотъемлемым атрибутом одеяния жительниц жаркой части Гарандии, выгодно подчеркивали стройность ног девушки и ненавязчиво выделяли все другие достоинства женской фигуры. Стеганый жилет подтверждал наличие тонкой талии и груди у своей хозяйки, а разноцветный халат с длинными рукавами удачно дополнял всю картину увиденного.
Продолжая неожиданные метаморфозы своего облика, Мария решительно зачесала назад свои пышные волосы, и тем самым полностью открыв лицо взглядам придирчивых зрителей как мужского, так и женского пола.
Столь смелый шаг ничуть не повредил ей. Требовательные судьи увидели совершенно новое лицо с открытым лбом, большим глазам и аккуратными губками, которые довольно и лукаво улыбались, открывая ровную линию белых зубов. Перед капитаном предстала если не красавица, то вполне симпатичная дама.
— А ты умеешь производить приятные неожиданности — произнес Эл, по достоинству оценив столь эффектное превращение своей спутницы.
— Спасибо. Ты тоже — кокетливо улыбнулась девушка, обрадованная мужским комплиментом капитана и, намекая на его подарок без которого это превращение было бы невозможным. Мария подобно ребенку беспрестанно поглаживала свой костюм, стараясь насладиться нежданно подаренной обновой. Девушка была очень рада возможности избавиться от унизительного одеяния ярмарочной невесты, в которой ее нарядил торговец Маруф перед продажей Элу.
Казалось что, избавившись от своей старой одежды, девушка словно скинула со своих тонких плеч какой-то тайный груз и теперь свободно расправила их, чувствуя себя в какой-то мере ровней по отношению к Элу.
— Прошу к столу дорогих гостей — поспешно произнес Гасан не в силах оторвать восторженных глаз от гостьи. Та грациозно склонила голову в знак согласия и величаво прошла в шатер полог, которого поспешно откинул перед ней молодой сын горячих песков.
Капитану совершенно не понравилось подобное поведение юноши. Он прекрасно понимал, что появление нового лица в стойбище всегда большое событие для племени постоянно замкнутого песками пустыни, однако неуемная страсть сына вождя к гостье, мощным фонтаном бившая из ушей джигита настораживала Эла. И если ранее Гасан только оценивал в мыслях прелести Марии скрытые дорожным платьем, то теперь он буквально пожирал глазами лицо и фигуру гостьи, давая полный полет своей безудержной фантазии.
Зная, как свято чтят кочевники законы гостеприимства, лесной страж без страха шагнул внутрь шатра, не опасаясь получить удар в спину, но вот тот факт, что Гасан незамедлительно занял место рядом с гостьей, а не с отцом сильно не понравилось Элу. Юноша не спускал горящих глаз с гостьи, и капитан побоялся, в скором времени получить от него какой-нибудь неординарной выходки типа вызова на поединок за обладанием Марией. Все это сильно осложнило бы пребывание гостей в стойбище, которые совершенно не представляли, где им искать очередную мембрану.
Поэтому, стремясь не допустить возможности возникновения подобной глупости, Эл применил довольно подлый, но вполне оправданный прием. Во время трапезы, когда малик и все его ближайшее мужское окружение принялись поднимать заздравные чаши в честь гостей, прошедший довольно серьезную школу жизни, капитан незаметно выудил из своего потайного кармана походной куртки, маленькое беленькое зернышко. Ловко зажав его под ноготь пальца, Эл предложил выпить за дружбу со славным сыном малика, столь любезно доставившего их в становище.
Когда капитан пил из большой чаши местную кислятину, он незаметно выпустил зажатый под ногтем кристалл. Затем, выждав некоторое время, при этом, славя благородство и смелость славного наследника малика пустыни, он передал юноше чашу с напитком. Молодость падка на сладкоголосую похвалу, звучащую из уст старших людей, тем более стоящих значительно выше по лестницы власти и успеха, а особенно из уст чужестранца обладавшего столь привлекательной женой.
Гасан незамедлительно опустошил чашу дружбы и при этом как бы случайно прикоснулся рукой к руке Марии. Эл сделал вид, что не заметил этой вольности молодого человека и стал терпеливо ждать. Прошло некоторое время, которое малик и его гость провели в интересной беседе о делах Гарандии, как Эл заметил появление на лице Гасана чувства беспокойства и озабоченности. Гордый сын пустыни некоторое время мужественно сопротивлялся странному недугу столь некстати поразившего его кишечник, но затем, боясь потерять лицо от «пускания ветра», был вынужден покинуть шатер отца, дабы дать волю газам распирающих низ его живота.
Юноша еще дважды возвращался к чужестранцам, но всякий раз был вынужден вновь уходить, отчаянно проклиная тот злополучный кусок мяса или глоток айрана, приведших к расстройству его организма. Подобное и раньше очень часто случалось среди кочевников, и никто из присутствующих не заподозрил злого умысла.
Так с легкой руки Эла пылкий Гасан был надежно обезопасен как минимум на сутки, ровно столько действовало заморское средство из Зиндары, что позволило путникам, приятно отягощенным съеденной пищей, предаться сну перед ночной поездкой к каменным столбам, возле которых как они узнали, и располагался переход.
В любезно предоставленном для гостей вождем шатре, произошел маленький сбой. Озорная девчушка, во всю смотревшая на белую ханум столь смело надевшую одежду ее племени, заботливо раскатила перед гостями небольшую белую кошму в качестве спального места. Непривыкшая к подобному ложу Мария с испугом застыла у входа.
Видя замешательство девушки Эл, поспешил прийти ей на помощь. Он ласково обнял ее за плечи и, наклоняясь к розовому ушку, тихо прошептал:
