¾ Ну, так вот слушай теперь, Панкратьев, в наказание за этот грех я назначаю тебе такую кару: к завтрашнему дню ты должен мне изготовить новый гроб и тоже с двойным дном.
У гробовщика зашевелились волосы на голове. Он даже попятился от Путилина.
¾ К-как-с? Опять-с гроб с двойным дном?! — Признаюсь, и я был удивлен не менее гробового мастера. Что за странная фантазия пришла в голову моему гениальному другу?
¾ Опять. И опять с двойным дном, — продолжал Путилин. — Только на этот раз дно второе должно быть несколько иное. Слушай теперь мой заказ. Покойник должен лежать не наверху, а в пространстве между первым и вторым дном. Поэтому, дабы гроб казался не уродливо большим, а обыкновенным и — запомни это! — точь-в-точь таким же, как и тот, который ты сработал щедрому заказчику, — ты сделай вот как: первое дно подыми как можно выше, тогда пространство между двумя днами будет настолько широкое, что туда можно будет вполне уместить покойника. Понял?
¾ Так... точно-с... — обезумевшим от страха голосом пролепетал гробовщик.
¾ Затем первое дно почти совсем не прикрепляй. Сделай так, чтобы покойник, если ему придет фантазия, мог совершенно свободно выскочить из гроба. В этом фальшивом первом дне просверли такие же отверстия, которые ты сделал в гробовой крышке первого гроба. И попомни, Панкратьев: если хоть одна собака узнает, какой гроб ты мастеришь, — я тебя туда упеку, куда Макар телят не гонял! Все сам делай; подмастерья не допускай к работе, жене своей — ни гугу! За гробом я пришлю завтра сам и, конечно, — со смехом добавил Путилин, — за него ровно ничего тебе не заплачу, ибо ты за первый гроб довольно уже содрал.
На другой день утром, проглядывая газеты, я натолкнулся на объявление графини Одинцовой, о котором вы уже знаете, но о котором я в то время еще не знал.
Я подивился немало.
«Как? — думал я. — Но ведь этот разыскиваемый изумруд — тот самый, который мой друг нашел вчера в потайном отделении таинственною гроба. Вот так штука! Воображаю, как обрадует Путилин несчастную потерпевшую графиню!»
Вдруг мой взор упал на статью с жирным крупным заголовком: «К таинственной истории с гробом и исчезнувшим из него покойником».
С живейшим любопытством я погрузился в чтение этой статейки. Я приведу вам ее содержание:
«Нет ничего тайного, что не сделалось бы в свое время явным. Мы очень рады, что можем первые разгадать то таинственное приключение с гробом, о котором не перестает говорить столица, и, кажется, что наши читатели оценят наши старания пролить свет на это мрачное темное дело.
Оказывается, в гробу, который во время следования поезда вдруг оказался пустым, находился вовсе не мертвец, а... «живой покойник». Этот живой покойник — знаменитый мошенник и убийца Д., придумавший этот дьявольски остроумный способ бегства с целью избежать захвата и ареста агентами, поджидавшими злодея на всех вокзалах.
Увы, наш талантливый русский Лекок, г. Путилин, на этот раз оказался не на высоте своего исключительного дарования. Он посрамлен гениальным мошенником.
Гроб, доставленный в сыскную полицию, оказался самым обыкновенным гробом, и только на крышке его обнаружены были дырки, ловко замаскированные бархатом, через которые преступник дышал. В гробу ровно ничего не найдено. В настоящее время, как редчайшее уголовно-криминальное орудие, гроб помещен в музей сыскного отделения. Мы имели случай его осмотреть.
Вследствие пережитых волнений с г. Путилиным сделался нервный удар. Состояние здоровья его внушает серьезные опасения».
Когда я прочел это, то даже вскочил и долго не мог прийти в себя от изумления.
¾ Что это такое?! Как могли господа-газетчики пронюхать об этом деле, которое держалось в безусловной тайне, строжайшем секрете? И потом — главное, откуда они взяли, что с Путилиным сделался нервный удар? А что, если действительно с ним сделалось вечером нехорошо? -мелькнула у меня тревожная мысль. — Ведь мы расстались с ним около четырех часов дня, после гробовщика.
Я немедленно велел закладывать мою гнедую лошадку и через несколько минут уже мчался к моему другу.
¾ Что с Иваном Дмитриевичем? — быстро спросил я курьера.
¾ Ничего-с... — удивленно смотря на меня, ответил сторож.
Я влетел в кабинет гениального сыщика.
Путилин сидел за письменным столом, проглядывая какие-то бумаги.
Он взглянул на меня и с улыбкой бросил:
¾ Я знал, что ты сейчас приедешь. Я ожидал тебя.
¾ Что с тобой? Ты заболел?
¾ Я? Наоборот: чувствую себя превосходно.
¾ Так что же это значит? — протянул я ему номер газеты.
Путилин усмехнулся:
¾ Ах, ты про эту глупую заметку? Мало ли что врут репортеры.
¾ Но скажи, откуда они могли пронюхать об истории с гробом?
¾ А черт их знает...
Я подивился в душе тому безразличию и спокойствию, с какими мой друг отнесся к появлению в газете сенсационного разоблачения.
¾ Если ты свободен, приезжай, дружище, часа в три, — сказал Путилин.
В три часа я был у него.
¾ Пойдем. Я хочу тебе кое-что показать.
Тот, кто никогда не бывал в сыскных музеях, не может себе представить, какое это мрачное и вместе с тем замечательно интересное место! Мрачное потому, что все здесь напоминает, вернее, кричит о крови, ужасах преступлений, самых чудовищных; интересное — потому, что тут вы наглядно знакомитесь со всевозможными орудиями преступлений.
Какая страшная коллекция криминально-уголовных документов. Чего тут только нет! Начиная от простой фомки и кончая самыми замысловатыми инструментами, на некоторых из них зловеще виднеются темно-бурые, почти черные пятна старой запекшейся крови.
Ножи, револьверы, кинжалы, топоры, веревки, мертвые петли, «ошейники», пузырьки с сильнейшими ядами, шприцы, с помощью которых негодяи отравляли свои жертвы, маски, фонари с потайным светом.
О, всего, что тут находилось, немыслимо перечислить!
Тут воочию вставала пред устрашенным взором вся неизмеримая по глубине и ужасу бездна челове ческого падения, человеческой зверской жестокости, жажды крови.
Страшное, нехорошее это было место.
Посредине комнаты стоял знаменитый гроб лилового бархата. Путилин бросил на него быстрый взгляд и, подойдя к нему, поправил подушку.
¾ Вот он, виновник моих злоключений!.. — задумчиво произнес он. — Правда, он выглядит все таким же, друже?
¾ Ну, разумеется. Что с ним могло сделаться? — ответил я, несколько удивленный.
