Едва только Мэрилин появилась в доме Чеховых на Сан-Исидро авеню, ее тотчас взяла под свое крыло Ксения Карловна. Жена Михаила Александровича полюбила Мэрилин как свою дочь, а актриса относилась к ней как к матери. Одна из учениц Чехова, будущая известная американская артистка и продюсер Мэла Пауэрс, подтверждала: «Ксения, которую мы любили за огромную доброту и прозвали Большое сердце, очень любила Мэрилин и заботилась о ней».
Но все же главные впечатления Мэлы, безусловно, остались от самого преподавателя: «Раньше его видела только в кино и представляла таким значительным, большим. А когда впервые увидела, удивилась, какой он маленький и скромный. Не сразу почувствовала ту мощную ауру, которая исходила от него с экрана. Но вскоре я была взволнована и ошеломлена. Михаил Чехов вел классы с начинающими актерами, читал лекции. И чем больше он говорил, тем крупнее и значительнее становился, будто на наших глазах вырастал. Он делал с нами психофизические упражнения и импровизации… Он много рассказывал о Станиславском и Антоне Чехове, о том, как они ссорились и Антон Павлович кричал на Станиславского: «Моя пьеса – комедия, а вы заставляете людей плакать!» Потом Михаилу Чехову стало плохо с сердцем, и, пока он лечился, наши встречи были временно прекращены…»
Почувствовав себя лучше, Михаил Александрович на некоторое время все-таки возвратился на съемочную площадку. В 1952-м на экраны вышло сразу три киноленты с его участием – «Приглашение», «Рапсодия» и «Праздник для грешников». А потом стал всем говорить, что утратил интерес и к театру, и к кино и не жалеет об этом, ибо взамен получил гораздо больше.
Все тому же Добужинскому Чехов объяснял: «Работы в фильме сейчас нет. Хоть она скоро и нужна будет, а все-таки не хочется думать о ней. Так много хорошего видел и пережил в театре на своем веку, что фильм, с его грубыми и глупыми людьми, никак заинтересовать не может».
Что же все-таки «больше»? Шахматы и марки? На излете жизни эти увлечения в его душе бесследно растаяли. Выращивание овощей вместе с Ксенией? Тоже смешно.
Главным, что занимало его время, оставалась христианская философия. Учение Рудольфа Штайнера, с которым еще в 20-е годы в России его познакомил Андрей Белый, не оставило Чехова в покое и в Америке. «Антропософия открылась мне как современная форма христианства, – говорил Михаил Александрович. – Решающим для меня было то, что Христос стоит в центре всего, о чем говорит Штайнер».
Впрочем, обращение Чехова к антропософии знакомые ученые-психиатры объясняли предопределенностью сущности его личности: постоянное напряжение чувств, импульсивность, запредельная эмоциональность. Все это, плюс привычка к алкоголю. А он считал антропософию источником духовного подъема и… актерского мастерства.
Москва – Германия, июнь 1953 года
В последние дни Лаврентий Павлович Берия находился в приподнятом настроении, испытывая неподдельный охотничий азарт. Так всегда бывало с ним в моменты опасности или в преддверии достижения намеченной цели.
Он верил, он предчувствовал свою победу и нисколько не сомневался в ней. Все будет так, как задумано. Начальник немецкого отдела внешней разведки, умница Зоя Рыбкина[42], еще раз проверит сеть нелегалов, встретится с «агентами влияния», которые занимаются подготовкой его предстоящей секретной встречи с канцлером ФРГ Конрадом Аденауэром[43]. Где именно произойдет это свидание, вопрос пока открытый. Осталось подождать предложений от Абакумова и Судоплатова. Скорее всего, это будет Италия, вероятнее всего Сардиния. Хотя может быть, что ради такого случая ему придется тайно навестить канцлера в Западном Берлине. Да ради бога…
Был близок к осуществлению его стратегический план по воссоединению Восточной и Западной Германии. Он всем докажет, что сталинские методы по переселению народов, перекраиванию границ ни к чему хорошему не приводят. Он, Берия, сумеет убедить мир в том, что он является лидером мирового масштаба. Какое еще форсированное строительство социализма в ГДР? Должна быть единая Германия, оплот политического нейтралитета.
Когда Берия читал распечатку очередной исторической инициативы Аденауэра, то думал, что ему чудится: этот фриц умеет читать мысли на расстоянии. Аденауэр говорит именно то, о чем в последнее время размышлял он сам. «…Мы сегодня знаем, что теперь нужен иной взгляд, нежели тот, который установит новые границы в Европе, изменит их или передвинет. Мы должны границы ликвидировать, чтобы в Европе возникли хозяйственные регионы, которые могли бы стать основанием европейского единства народов».
Учитывая особую ответственность задания, Берия приказал вызвать к нему Рыбкину. Инструктировал лично: «Зоя, я верю в вас и в успех вашей миссии. Канцлер – главная цель… У нашего плана гриф наивысшей секретности. Аппарат Молотова и весь МИД будут подключены лишь на заключительном этапе официальных переговоров…
Попутно, по возможности, постарайтесь реанимировать наши оперативные контакты военных лет с руководством компаний «АЭГ» и «Тиссен». У вас там должны были остаться свои люди. Они для нас сегодня тоже крайне важны…»
Встреча Рыбкиной с Чеховой должна произойти 26 июня в косметическом салоне Ольги. Вечером того же дня Зоя по спецсвязи сообщила в Москву: контакт установлен. Жду дальнейших указаний.
Однако голос генерала Судоплатова показался ей несколько странным. В еще большее замешательство поверг его приказ: военным самолетом немедленно возвращаться в Москву.
У командующего 1-й гвардейской армией, генерал-полковника Гречко, тоже были свои инструкции: задерживать всех сотрудников МВД, недавно прибывших в Германию. Но Зоя Ивановна все же рискнула и обратилась лично к нему. Генерал, никогда всерьез не воспринимавший женщин в форме, разрешил ей вылет в Союз уже завтрашним вечерним рейсом. Тем более дама ему понравилась. Ни он, ни она еще не знали, что в этот день, 26 июня, в Москве Берия уже был арестован. В самолете Рыбкина думала о своей собственной судьбе, что ждет ее завтра или даже уже сегодня. Уж она-то прекрасно понимала, что означают приказы, подобные судоплатовскому, и какая доля ждет чекистов-«возвращенцев».
…В Москве, едва отъехали из аэропорта, Паша, водитель разъездной служебной машины, сунул ей свежую «Правду». В глаза бросилось – «Информационное сообщение о Пленуме Центрального Комитета Коммунистической партии Советского Союза».
С первых же строк все стало ясно: «…Пленум ЦК КПСС, заслушав и обсудив доклад Президиума ЦК – тов. Маленкова Г.М. о преступных антипартийных и антигосударственных действиях Л.П. Берия, направленных на подрыв Советского государства в интересах иностранного капитала и выразившихся в вероломных попытках поставить Министерство внутренних дел СССР над Правительством и Коммунистической партией Советского Союза, принял решение – вывести Л.П. Берия из состава ЦК КПСС и исключить его из рядов Коммунистической партии Советского Союза как врага Коммунистической партии и советского народа».
Ниже располагалось сообщение «В Президиуме Верховного Совета СССР»: «Ввиду того, что за последнее время вскрыты преступные антигосударственные действия Л.П. Берия, направленные на подрыв Советского государства в интересах иностранного капитала, Президиум Верховного Совета СССР, рассмотрев сообщение Совета Министров СССР по этому вопросу, постановил:
1) Снять Л.П. Берия с поста первого заместителя Председателя Совета Министров СССР и с поста Министра внутренних дел СССР.
2). Дело о преступных действиях Л.П. Берия передать на рассмотрение Верховного Суда СССР».
Москва, МХАТ, 1954 год
– Ольга Леонардовна, позвольте я вас провожу. – Алла Тарасова мягко взяла под руку Книппер-Чехову и неспешно повела ее в ложу. Следом семенили директор театра и стайка администраторов. – Сегодня в честь вашего юбилея, как уславливались, даем «Три сестры». Полагаем, это очень символично… Ведь это ваш спектакль…
– Да-да, – рассеянно кивнула актриса-легенда. – Пожалуй, я сегодня впервые буду смотреть «Три сестры», сидя здесь, в ложе.
– Вы помните наш уговор, Ольга Леонардовна?
– Аллочка, голубушка, я еще не окончательно выжила из ума… Все будет в порядке. Вы, конечно, в роли Маши?
