разъезжались по Москве, ловили кого вздумается и привозили в Хлудовский тупик. Хозяин встречал гостей честь честью – не важно, мастерового привезли или дворянина. Каждому собственноручно подносил чарочку – с бочонок величиной. Так что к вечеру гости лежали по закоулкам особняка. Затем начинался съезд хозяйских приглашенных – купцов, дворян и «служителей Муз» из тех, что купеческим обществом не гнушались. Сам Михаил выходил на пир обряженный как на маскараде: то в кавказском, то в бухарском костюме. А однажды выкрасился ваксой в черный цвет и предстал… негром. То-то дамы были довольны полуголым красавцем! Пьяных «утренних» гостей приводили и приносили тоже переодетых соответственно – то кавказцами, то бухарцами. Кто держался на ногах, рассаживали по комнатам, остальных раскладывали по диванам – для создания атмосферы.
А в тот вечер Миша Хлудов возле меня сидел. Пил – не пьянел, собственными поговорками сыпал: «Денег у меня – многонько, дела – легонько, вот я и маюсь, людьми забавляюсь!», «С моего-то капитала с тоски помирать надобно!». Не словеса – самоцветы. Одно слово: авантюрная душа, да неприкаянная… Ну, как в пьесу не вставить? Я и вставил в «Горячее сердце». Обозвал Хлудова Хлыновым. Успех на сцене был феерический. Да только пошли с тех пор по Москве дикие россказни. Говорили, что красавец Миша водит дружбу с дьяволом, а еще больше с дьяволицами. Они, мол, к нему в особняк по небу на метлах слетаются, и все – нагишом. А иначе как объяснить, что Михаил на женщин мало внимания обращает, да и с земными женщинами ему не везет? Первая жена Маша была хроменькая, да еще и бесприданница. Михаил клялся, что любил ее, но злые языки говорили, что извел он бедняжку: померла Маша, оставила мужа с маленьким сыночком на руках. Михаил вновь женился – на вдове-мещанке Вере Максимовой. Так ее полюбил – души не чаял. На первые именины после свадьбы созвал всю московскую знать – от дворян до купцов. И при всем стечении народа подарок преподнес – огромный ящик, со всех сторон гвоздями обитый. Самолично топор схватил и ящик в щепки порушил. И прямо с пола из-под щепок глянул на зрителей и любимую женушку маленький зеленый крокодильчик. Да как щелкнет зубами! Гости во главе с именинницей вон понеслись. А скоро выяснилось: мещанка-то под венец с тремя любовниками пожаловала. Жениху объяснила – троюродные братья. И каждый день потом то один «братец», то другой в дом захаживал. Словом, плюнул на них Хлудов, купил жене особняк да выделил содержание. Вот после этой истории и перестал он обращать внимание на женщин. Одна только тигрица Сонька верна ему оказалась…
Тут дверь кабинета Островского распахнулась, и прямо к столу подлетел незваный гость. Сам в длинной лисьей шубе, бобровой шапке, лицо от мороза шарфом закутано, одни глаза лихо блестят. Вдохнул поглубже и запел молодецки:
– Ехал на ярмарку ухарь-купец, но в Малый театр угодил молодец!
Ольга от неожиданности чуть не присела мимо стула, а Островский крякнул:
– Что ты, Миша, врываешься, словно адов пес!
Садовская, не разглядев визитера из-за слабых глаз, взвизгнула:
– Миша?! Какой еще Миша? Неужто покойник?!
Нежданный гость лихо сломил шапку, скинул шубу, стянул алый шарф и тряхнул черными кудрями:
– Да что вы, дражайшая, какой еще покойник? Живой я! Ваш покорный слуга – театральный антрепренер Михаил Лентовский! – И весельчак галантно чмокнул ручку актрисы. – На проходной мне сказали, что вы взяли письмецо для супруга вашего – Михаила Провича Садовского.
Ольга стремительно выхватила руку, словно Лентовский укусил ее за палец. Так приглашение от покойного Хлудова предназначалось не ей, а мужу! В тусклом свете проходной, где она брала письмецо, плохо видящая актриса не разобрала адресата – то ли Садовская, то ли Садовский.
– Простите, дражайшая! – Лентовский покаянно прижал руки к груди. – Михаил написал эти послания, когда был, несомненно, весьма жив, – еще в прошлую Масленицу. Мы компанией у него погуляли. Уж больно хорошо вышло! Вот он и решил через год собрать всех сызнова. Позвал почтмейстера, отдал ему приглашения на двадцать персон и приказал отослать ровно через год. Кто ж знал, что Михаил наше бренное царствие покинет, а с письмом этакая оказия приключится?! Все мы, приятели по прошлому кутежу, такие приглашения получили. Но я, как только свое распечатал, к вам побежал – предупредить супруга вашего. Да опоздал, вы конвертик забрали. Ох эти женщины! Не при вас будет сказано, дражайшая, – от них одни неприятности. Вот Мишка Хлудов и сейчас здравствовал, если б не его супружница Вера! Сошлась с доктором Павлиновым, вдвоем они и состряпали документик, по коему выходило, что Хлудов болен белой горячкой и надлежит отправке в сумасшедший дом.
Садовская мстительно скривила губы: «Так и надо, раз допился!»
– Да мало ли по Москве пьют! – Антрепренер театрально всплеснул руками. – Хоть вы скажите, Александр Николаевич!
– Да что сказать?! Хлудов сам виноват. Не надо было себя вести столь вызывающе! Зачем привел на собачью выставку свою тигрицу и уселся с ней в клетке? Представляете, посетители идут, а в клетке человек с тигром сидят и на всех скалятся! Разве на такое кто в здравом уме решится?! Вот доктор Павлинов и припомнил сей случай на врачебном совете. Поместили Хлудова в больницу с решетками на окнах, в комнату, обитую толстым слоем ваты. Говорят, Миша там благим матом орал, да никто не слышал. Там он и помер, бедняга…
Ольга Осиповна вздохнула:
– Ужасно, конечно. Но ведь о таком диком безобразнике и горевать никто не будет!
И тут Лентовский взвился:
– А вот это не скажите, дражайшая! Михаил Хлудов был хоть и кутила-пьяница, своими страстями не владеющий, но человек недюжинный, поразительный. Храбр до умопомрачения! Вот вам пара случаев. Однажды приехал к знакомому на дачу, а у того псина огромная на две цепи посажена. Хозяин говорит: больно злющая, придется пристрелить. А Мишка всякую животину любил. Подошел к псу и сказал ему что- то. Пес хвост поджал, заскулил и попытался скрыться в конуре. Но Хлудов его за цепи вытащил, рукой по морде похлопал и опять что-то сказал. Так пес с тех пор стал шелковый: хозяина слушает, да и тот в нем души не чает. А вот другой случай. Забастовали рабочие на Ярцевской мануфактуре – начальство побили, контору подожгли. Отец, Алексей Иванович, наотрез отказался на свою фабрику ехать: «Пусть полиция разбойников укрощает!» А Мишка ему и говорит: «Погоди с полицией, папаша, людей жалко!» Поехал сам. Вышел прямо кразъяренной толпе. Спокойно так поднял свои черные гипнотические глаза на смутьянов, и толпа смолкла. Хлудов подошел к зачинщикам, одному руку пожал, другого по плечу похлопал. А сам шутками, прибаутками сыплет. Рабочие смеяться начали. А Мишка кричит: «Всё вместе обсудим! А пока выпьем!» А тут и слуги водочку выставили. Вот и примирение!
Ольга Осиповна пожала плечами:
– Свою собственность защищать, для себя стараться – особой храбрости не надо…
– Так ведь Михаил Хлудов и для России старался! – Лентовский сцепил свои холеные руки. – Ему всего-то двадцать лет было, когда он первым из русских купцов отправился в Бухару, а потом в Коканд, чтоб устроить там конторы по закупке хлопка. До того его старший брат Иван Алексеевич первым из русских открыл Торговый дом Хлудовых в Северо-Американских Соединенных Штатах. Там закупали хлопок, да началась Гражданская война, весь хлопок сожгли. Вот и пришлось Михаилу хлопковую торговлю со Средней Азией налаживать. В 1869 году он добрался до Афганистана. За это государь Александр II наградил его орденом Владимира IV степени. Нечасто ордена за купеческие заслуги-то давали! А когда в 1876 году начались события на Балканах, Михаил Хлудов на собственные деньги снабжал вначале сербскую армию, а потом и обнищавшую русскую армию и провиантом и медикаментами. Да и сам воевал, показывая чудеса храбрости. Был адъютантом при генерале Черняеве в сербской армии, а потом и при самом Скобелеве на Русско-турецкой войне. Но при штабах не сидел – из боя раненых выносил, за языками в турецкий лагерь ходил. Получил русского Георгия и сербский орден «За храбрость». Вот вам и «московский безобразник», дражайшая!
Ольга Осиповна вздохнула: сколь многогранен бывает человек, особенно русский. И тут подал голос Александр Николаевич:
– А я вам следующее скажу. Людская молва завистлива. Людям свойственно заострять внимание на пороках купеческих, а не на достоинствах. Хлудовы не только ткацкие и бумагопрядильные фабрики по России организовывали, но и благотворительные больницы, богадельни, школы, училища открывали и содержали. Алексей Иванович, отец Михаила, большую коллекцию древнерусских рукописей и
