Сегодня у меня есть настроение записать что-нибудь в дневник, но прежде я хотела бы рассказать еще некоторые вещи о лейтенанте Сашетти, пока не забыла. Он был очень добрым мужчиной с нормальным, хорошим аппетитом, но он никогда не намеревался как-то обидеть свою жену и детей или бросить их. Я надеюсь, что они это понимают и смогут простить его в глубине своих сердец.
Мне особенно запомнились национальные бедствия, например пожар в Транкасе, когда он разрешил мне сидеть в полицейской машине, а потом надел на меня полицейскую форму, чтобы я не промокла под дождем, пока он сигналил красным фонариком на дороге, указывая машинам, куда ехать.
Он никогда не осуждал меня, не давал мне хороших или плохих оценок, и для меня это было большим облегчением, особенно на фоне тех мужчин, с которыми я встречалась.
— Убила ты его или не убила, уже неважно. Тело не найдено, Лa. Нет никаких улик против тебя. Его жена даже не заявила о нем как о без вести пропавшем, она была даже рада избавиться от него. Так что лежи спокойно, перестань волноваться и скажи мне вот что. Так тебе нравится? Тебе нравится, когда я так делаю? Я знаю, что ты где-то здесь, Ла. Я чувствую тебя под твоей оболочкой, я чувствую твою пульсацию. Это ты настоящая, не так ли? Это ты, и ты вся моя, да, правильно? Я весь твой, малышка. Я принадлежу тебе.
Есть еще много вещей, которые я помню о лейтенанте Сашетти, но я внезапно разражаюсь слезами и не могу остановиться. Я так давно не плакала, это просто моя слабость, ведь у меня нет причин плакать, особенно из-за вещей, которые я не совершала. Но именно это расстраивает меня больше всего. По крайней мере, я научилась жить с тем, что на самом деле совершила.
Например, с тем, что я забила профессора Пенденнинга до смерти кочергой.
Бедный, бедный, бедный профессор Пенденнинг!
Я не могу прекратить плакать. Я никогда не перестану плакать. Я ни за что на свете не перестану плакать.
А потом, ни с того ни с сего, я перестаю.
Сегодня я приняла решение о том, что начинаю новую жизнь, завоюю весь мир и расправлюсь со своими врагами, и никто не сможет мне в этом помешать.
6.00. Перекличка.
6.30. Завтрак в камере.
7.00. Водные процедуры.
7.30. Личный досмотр.
8.00. Медицинский осмотр (к настоящему моменту мне уже обследовали все отверстия на теле, чтобы я была абсолютно здоровой перед смертной казнью!).
8.30. Прогулка во дворе для тех, кто не сидит в одиночной камере.
12.00. Полдень. Обед в моей камере под разговоры Коринны через водосточную трубу. Это единственное время, которое я теперь могу уделить Коринне.
12.30. Занятия спортом для тех, кто сидит в одиночной камере.
13.00. Свободное время для размышлений и для того, чтобы что-нибудь написать.
14.00. Приемные часы, но ко мне это уже больше не относится. Хотя иногда приходит профессор Реджинальд, садится напротив моей камеры и начинает рассказывать мне о том, что мое душевное равновесие перед смертной казнью будет нарушено, если я не сознаюсь во всех своих ужасных преступлениях.
16.00. Перекличка.
17.00. Просмотр телепередач, или профессиональное обучение, или что-нибудь полезное и развлекательное для тех, кто, в отличие от меня, не находится в камере смертников.
К вечеру, когда стемнеет, у меня теряется чувство времени, и мне совершенно все равно, что происходит во всей тюрьме, меня волнует только то, что творится в моей голове.
Только я существую на всем белом свете. И нет никого, кроме меня.
Сегодня я очень сильно удивилась, когда за мной вдруг пришли и перепроводили в комнату повышенной секретности для встречи с шерифом Роулендом из Государственного департамента полиции западного Техаса.
А я-то думала, что он больше не появится на горизонте.
На нем была та же самая ковбойская шляпа и тяжелое кожаное пальто, и он сидел по ту сторону пуленепробиваемого стекла, выпрямившись так, как будто ему вставили палку, сами знаете куда.
У него на коленях лежала пачка фотографий форматом восемь на десять дюймов, и он начал быстро показывать мне их одну за другой. Он напомнил мне моего старого друга профессора Пенденнинга с его промокательной бумагой.
Дзинь-бах! Дзинь-бах, дзинь-бах!
— Вы видели раньше этого человека?
— Я никогда прежде не видела этого человека.
— А этого вы видели?
— И этого никогда прежде не видела.
— Этого?
— Никогда.
— Этого?
— Никогда.
— Эту женщину? Не торопитесь, подумайте.
— Я никогда прежде не видела эту женщину.
— Вы узнаете этот нож? Посмотрите хорошенько. Вам знаком этот охотничий нож?
— Нет, я не узнаю этот охотничий нож. Никогда прежде не видела этот нож.
— Вы знаете, где был куплен этот охотничий нож?
— Я вообще не знаю, где покупают охотничьи ножи. В Америке тысячи людей покупают охотничьи ножи, но я ничего про это не знаю.
— Он был куплен в магазине «Все для охоты» в Вичите восьмого августа тысяча девятьсот девяносто девятого года. Покупка была оплачена кредитной картой Стефана Вивера из города Амарильо штата Техас, человека, которого вы замучили до смерти, расчленили и разбросали части его тела по пустыне. Нож купили вместе с десятью галлонами неэтилированного бензина высшего качества и пачкой детских леденцов «Ризес». Продавец запомнил номер машины покупателя, и он совпадает с номером той машины, которую вы арендовали в Бостоне тремя неделями ранее. Продавец вас очень хорошо запомнил. Теперь он продает туристические карты тех мест, где были найдены останки тел, включая и желтый мусорный бак позади детского садика в Вичите на улице Флауэр. Он утверждает, что вы ублажили его мануальным способом в обмен на полный бак — бензин и масло. Он знает, где расположена ваша интимная родинка, хотя, конечно, он мог увидеть ее на той фотографии из Интернета, вы знаете, какую я имею в виду. Эта фотография висит у него над кассой. Вы подписали ее для него. Там написано: «Джоэлю, с любовью». Там также черным фломастером нарисованы кружки и иксы, что означает объятия и поцелуи.
На этот раз шериф Роуленд показался мне гораздо интереснее, чем в прошлый. Я не имею ничего против пожилых мужчин, только если они достаточно энергичны.
— Слишком много совпадений, — ответила я ему. — Особенно в том, что касается детских леденцов «Ризес».
— Охотничий нож был использован для того, чтобы выпотрошить и кастрировать этого человека, Родерика Барлоу. Взгляните на фотографию, вы узнаете его? Это Родерик Барлоу.
— Мне нравятся детские леденцы «Ризес», но я никогда не покупала их в Вичите.
— Родерик жил вместе с матерью в Темплтоне. Его покойный отец был священником в церкви
