Дэлайла Риордан
Камера осужденных на смертную казнь
Женская тюрьма западного Техаса
24 ноября 2002 года
Дорогой Джошуа Бирнбаум.
Как мы и договаривались, я посылаю вам то письмо, дневник и все остальное. Вы знаете, что нужно делать.
P. S. Я знаю, что вы сделали все, что было в ваших силах. И спасибо за ваши прекрасные цветы.
24 ноября 2002 года
Мой ненаглядный цветочек!
Если ты читаешь сейчас это письмо, тебе, должно быть, исполнилось восемнадцать лет и ты готова узнать о трагической судьбе своей матери, которая, поверь мне на слово, вовсе не была тем ужасным монстром, как тебе могли это внушить.
Я не знаю точно, сколько у меня еще времени в запасе, так что лучше скажу прямо сейчас, что я очень тебя люблю, и всегда любила тебя, и никогда тебя не покину, даже если ты не будешь об этом знать. Все остальное не так уж важно, потому что я собираюсь поведать тебе только о всяческих фактах своей жизни и рассказать правду о себе, а также о том, чего не было в моей жизни и что не является правдой. Но факты и правда — ничто по сравнению с велениями сердца, о чем ты наверняка уже знаешь.
Поэтому просто расскажу тебе то, что ты должна знать.
Разреши мне начать с настоящего момента, чтобы ты могла представить, когда и где было написано это письмо
Сейчас я нахожусь в женской тюрьме западного Техаса, в камере осужденных на смертную казнь и ожидаю исполнения своего приговора. В последнее время эта никому не известная ранее тюрьма стала местной достопримечательностью благодаря твоей знаменитой матери. За годы моего пребывания в тюрьме меня навестили сотни телевизионных репортеров и киношников, из чего мой блистательный адвокат сумел извлечь значительную пользу, это деньги, которые ты получишь в наследство к своему восемнадцатилетию.
Но деньги — это не ключ к счастью. Любовь — вот настоящий ключ к счастью, поэтому это письмо особенно важно. Это единственный способ доказать тебе, что я тебя люблю, хотя и могу выразить это только словами.
До исполнения моего приговора остались считанные часы, которые я проведу, сочиняя тебе письмо.
Кстати, мои так называемые друзья и сторонники не понимают, почему я не хочу их видеть. Они все жаждут моего внимания. Они думают только о самих себе, себе, себе, а я хочу думать только о тебе.
Мой ненаглядный цветочек.
Прежде всего, тебе нужно знать, кто такой профессор Реджинальд, которого я люблю так, как женщина может любить мужчину, ведь он был таким добрым и милым последние несколько недель. Он научил меня мыслить в позитивном ключе и никогда не жаловаться на жизнь, то есть видеть стакан наполовину полным, а не пустым, и всякое такое. Но иногда он может быть и чересчур одержимым, особенно когда дело касается твоей матери.
Но хотя профессор Реджинальд и не подарок, мы с тобой должны быть очень ему благодарны, так как он придумал, как мы могли бы воссоединиться с тобой как мать и дочь. Более того, он даже написал ходатайство в Калифорнийское государственное отделение планирования семьи, чтобы тебе разрешили прочитать мои истинные признания, когда тебе исполнится восемнадцать, даже если ты сама не станешь интересоваться, кто на самом деле были твои отец и мать.
Так что, даже если ты не свяжешься к этому времени с моим адвокатом, то он сам свяжется с тобой. Он отдаст тебе все документы, касающиеся моей жизни, и все мои записи, которые сочтет нужными. Прочти их и реши, кому и чему ты веришь.
В конце концов, для меня нет более важного мнения на свете, чем твое. Все остальное для меня не существует.
В тюрьме у меня также есть и другие друзья, и один из них — новый надзиратель. Его зовут надзиратель Фрогал, раньше он был помощником надзирателя, но после печальной кончины надзирателя Харрисона (к чему твоя бедная мать не имеет ни малейшего отношения) его повысили, и с тех пор свойства его характера значительно улучшились. «Ты уверена, что тебе ничего нужно? — спрашивает он меня сегодня целый день. — Может быть, принести переносной телевизор к тебе в камеру? А может, свежие журналы или газеты? Я все время дежурю около телефона, Ла. Давай скрестим пальцы и будем надеяться на удачу. А пока, не стесняйся, Ла. Скажи мне, что тебе принести. Я все для тебя достану».
«Спасибо, надзиратель Фрогал, — отвечаю ему я. Я должна быть очень вежливой с надзирателем Фрогалом, потому что он дал мне канцелярские принадлежности для этого письма, а ведь у меня может закончиться бумага. — Но то, что мне сейчас действительно нужно — это тишина и покой. Никаких вопросов и писем от журналистов или от сами знаете кого. Профессор Реджинальд желает мне добра, и я благодарна ему за то, что он согласился оказать мне эту последнюю услугу, но он не понимает, что мне сейчас нужно. Он не понимает меня, надзиратель Фрогал. Но я знаю, что вы меня понимаете».
Надзиратель Фрогал краснеет. Очень важно дать людям знать, что они сделали для тебя что-то особенное. Нет хуже чувства, когда понимаешь, что твои старания воспринимают как должное.
«Да, Ла. Хорошо. Я просто хочу помочь».
Мне показалось, что он чуть не заплакал. А ведь у нас ничего не было, мы даже не держались с ним за руки.
Странно, правда?
Если бы с надзирателем Харрисоном не произошло несчастье, я бы никогда не узнала, каким внимательным человеком может быть надзиратель Фрогал.
Времени остается все меньше и меньше, мой ненаглядный цветочек. А мне еще надо отправить много корабликов из слов по волнам времени.
Кстати, запиши адрес твоей бабушки: 44957, Хартсук-авеню, Ван-Нуис, Калифорния. Твоя бабушка может оказаться немного не в себе, но ты скажи ей, что ты ее внучка, и она хорошо тебя примет. Когда я впервые приехала в Лос-Анджелес (после того, как повесился директор моей школы, мистер Фостер), то мы с твоей бабушкой восстановили нашу потерянную связь матери и дочери и заново открыли друг друга. Твоя бабушка была еще очень молода и привлекательна и пользовалась огромной популярностью у мужской половины человечества, поэтому мы часто ходили вместе на разные вечеринки и вообще очень весело проводили время, что правда, то правда. Если бы у меня было больше времени, я бы тебе рассказала о наших счастливых семейных вечерах, когда нам не приходилось расплачиваться за напитки в барах, но думаю, будет достаточно, если скажу, что твоя бабушка была человеком, у которого была нетрадиционная система жизненных ценностей. Ей нравились вечеринки, где можно было хорошо провести время, и она совершенно естественно воспринимала то, как мужчины смотрели на нее, или те вещи, которые они пытались с ней сделать, или те вещи, которые она им позволяла с собой сделать.
