функциям, баронесса с Машей продолжили свой путь.
Все последующие полчаса Маша с искренними удовольствием наслаждалась охами и ахами, раздававшимися из уст баронессы при движении их к пещерам, где проживали Димкины жёны, а нынче и поселили нескольких амазонок из числа военнопленных, приданных Димону для облегчения ухода за маточником кустов шишко-ягоды.
— Сидор, мерзавец, — неожиданно вычленила Маша знакомое имя из сумятицы восторженных воплей баронессы.
— Какой же он мерзавец, — медленно качала головой баронесса, с грустью смотря на окружающее её великолепие. — За всё время, так и не нашёл ни минутки свободной, чтобы показать мне этот водопад, — с тихой грустью в глазах смотрела она на проступающий за деревьями тихо журчащий по камням ручеёк, — и всё это великолепие.
— Может, ты просто не дала ему такой возможности? — довольно резко оборвала её Маша, на миг, вспомнив её поведение всё прошедшее время. — Насколько я помню, ты даже цветы отсюда в помойное ведро выкидывала, — безжалостно напомнила она баронессе её поступки.
Пристыженная баронесса, недовольно фыркнув и сверкнув на Машу глазами, тем не менее не нашла что ей ответить и отвернулась, надувшись, и упрямо наклонив голову.
— Что это, — неожиданно прервала она тут же установившееся молчание. — Вроде бы кто поёт?
— Наверное, Димкины девчонки, — улыбнулась Маша. — Они вообще больше похожи на мелких пичужек, типа того, чем ты так любовалась перед переправой.
— Их у него что, здесь целый хор? — ехидно поинтересовалась баронесса, прислушавшись к хорошо уже слышимому пению. — О! — подняла она вверх свой пальчик. — Сопрано. А вот и басы, — усмехнулась она, чуть наклонив голову и старательно прислушиваясь к раздающимся из перелеска голосам. — Какое богатство голосов, — продолжала насмехаться она над Машей. — Какой диапазон. И всё это у двух девушек, как ты говорила, почти девочек. По сколько им лет, ты говорила? — насмешливо посмотрела она на смущённую её замечаниями Машу. — По пятнадцать? По сорок? Такие басы? — продолжала она насмехаться.
— Прекрати, — недовольно оборвала её Маша. — Там, помимо Димкиных жён, есть ещё и военнопленные девчонки из их бывшей части. А возраст там был разный. Если ты не забыла, то у нас в городе полно пленных амазонок, оставшихся ещё с самой весны. Никто их особо не гонит, а начальство ихенное что-то не спешит выкупать обратно.
— Тебе не кажется это подозрительным, — сразу же насторожилась Изабелла. — В отличие от вас, я больше имела опыта общения с этим племенем и лучше представляю их порядки. Если до сих пор не выкупили, или не освободили, то для этого есть весьма веская причина.
— Причина в том, — усмехнулась Маша, — что мы, а точнее Сидор, — ехидно уточнила она, бросив лукавый взгляд на баронессу, — установили довольно высокий размер выкупа за каждую амазонку, прировняв их к дворянам. Необычно высокий для местных, как они сами говорят. Да, к тому же, выкатили им счёт за проживание и за удовольствия, полученные ими за период сидения в плену. Так что сумма там накопилась, ого-го какая. Весьма приличная. Вот теперь они репу и чешут, не зная, где бы столько денег достать.
— Им не надо ничего чесать, — настороженно глядя на Машу, тихо проговорила баронесса. — У них есть войсковая казна, размер которой вы себе даже не можете представить. И все ваши, 'ого-го какие' претензии, для их казны это не более чем мелкий комариный укус. Они выплатят десять таких претензий, плюс сотни подобных же, и не заметят, что у них что-то изменилось вообще.
— Всё что ты мне тут наговорила о невозможности выкупа, это полный бред. Поверь мне, я знаю. У нас в баронстве были подобные преценденты. И ничего, платили без звука.
— Вот оно как, — медленно протянула Маша, бросив на баронессу настороженно задумчивый взгляд. — И ты так в этом уверена, что готова подписаться под каждым своим словом?
— Мне не надо ни под чем подписываться, — холодно бросила баронесса, отворачиваясь и хмуро уставившись в сторону. — Достаточно просто моего слова, слова баронессы де Вехтор.
Снова установившееся в коляске напряжённое молчание уже больше не нарушалось, покуда они не подъехали непосредственно к пещере, где проживал ранее Димон, а теперь безраздельно царствовали обе его молодые жены.
Да-а-а, картина, представшая перед ними, заслуживала кисти живописца. И не какого-нибудь мазилы абстракциониста, а истинного художника реалиста.
На поляне перед распахнутой настежь дверью в пещеру, стояли двойные качели, на которых самозабвенно раскачивались две каких-то красотки, сверкая на солнце яркими цветастыми шароварами, обнажавшимися взлетающими к голове платьями. А рядам с ними, полукругом расположились несколько молоденьких девчонок, самозабвенно выводищих сильными молодыми голосами какую-то мелодичную, медленную и жалостливую, тягучую песню, которую они и услышали, чуть ли не на самом краю долины.
— Так, — негромко, но достаточно отчётливо и угрожающе протянула Маша, дождавшись окончания песни. — Значит, вот как вы работаете. То-то я всё удивлялась, что вы никак не можете закончить прополку рядков с саженцами. А вы, оказывается, вместо того, чтобы работать, песенки распеваете.
Тихий голос Маши, спокойный и совсем даже не грозный произвёл на умиротворённую компанию поющих девиц эффект разорвавшейся рядом бомбы. Взвизгнув, как будто им под юбку забрался целый полк мышей, девчонки бросились врассыпную, как будто на выводок мелких, жёлтеньких цыплят сверху свалился огромный страшный ястреб. Поднявшийся визг и переполох смогли успокоить только грозные крики всё той же Маши, которая, не выдержав поднявшейся суматохи, грозно рявкнула громким командным голосом:
— Стоять! Смирна!
Хорошо знакомая, вбитая, видимо, уже в подкорку сознания привычная команда, мгновенно привела всё визжащее и мечущееся девичье стадо в чувство, заставив сразу же всех застыть на первом попавшемся месте.
— Та-ак! — медленно протянула Маша, наконец-то выходя из коляски, и направившись в сторону, безпорядочно застывшей на поляне, стайки молоденьких девчонок. — Живо встали в одну шеренгу, — уже совершенно спокойно не повышая голоса, но ледяным тоном, не допускающим неповиновения, проговорила она, ни к кому конкретно не обращаясь.
Дождавшись построения безтолково засуетившихся девчонок и пройдясь, пару раз, вдоль криво выстроившейся шеренги, Маша хмыкнула, а потом неожиданно заявила:
— Погано вас учили, однако. Стоите не по росту. Шеренга кривая. Значит, не случайно вам на том поле дали по шеям.
— Молчать, — неожиданно зло рявкнула она, перебивая поднявшийся было ропот. — Здесь и сейчас буду говорить я и только я! А вы будете слушать и молчать!
— Похоже, кое кто тут явно забыл, кто они и почему здесь находится, — медленно обвела она вновь застывшую кривую шеренгу тяжёлым, нехорошим взглядом. — Но я быстро вам напомню. Марш на работу, — неожиданно рявкнула она в полный голос, так что даже эхо отозвалось в недалёких холмах.
Дождавшись, пока перепуганные девчонки разбегутся, каждая по своим местам, она, медленно и неторопливо подошла к застывшим у двери пещеры близняшкам, и молча уставилась на них.
— Ну, — начала она, спустя несколько минут, так и не дождавшись ни звука с их стороны. — Может быть, вы всё же объяснитесь, что это у вас тут за база отдыха образовалась? И почему они вместо работы раскачиваются на качелях и поют лирические песенки? Тут что, выездное заседание местной консерватории?
— А что это такое? — шмыгнула носом какая-то из близняшек, бросив на Маню любопытный взгляд изподлобья.
— О, Боже! — в отчаянии закатила Маша глаза. — Они неисправимы. Ты им про работу, а они тебе про песни и пляски.
— Да, — раздался из-за её спины насмешливый голос баронессы. — Теперь я действительно вижу, что это малолетки. Все мозги в пятках.
— А это ещё что за цаца? — возмущённо вскинули голову обе близняшки, неразобрав кто там сидит.
