о Садике, все должно было происходить по-другому!
— А я сейчас не смогу поехать с тобой, дорогая, — говорил Рауль, когда они поднимались по ступенькам. — Сегодня мне еще надо поработать. Если хочешь, подожди час-другой, Аленка тебе кофе сделает... Или, хочешь, я скажу Алику, чтобы отвез тебя домой, а позже сам за тобой заеду и повезу в ресторан... часов в десять, ладно?
— Я не хочу в ресторан, Рауль. Мне надо с тобой поговорить.
Он посмотрел на Вальку так, словно это желание было высказано одной из двух искусственных елок по обе стороны входа. Потом усмехнулся, приняв это за кокетство — надо же, чего моя любимая хочет! Не выпить, не трахнуться, не подарок мне заказать, а
— Вот и прекрасно, за ужином и поговорим. Или тебе не терпится?
— Я хочу сейчас, — подтвердила Валька и ласково пробежала пальцами по его ладони: пусть не думает, что она просто капризничает, настаивая на своем.
— А что случилось, хорошая моя?
— Ничего не случилось... то есть случилось, да. В общем, мне это очень важно...
Рауль опять посмотрел на Вальку, теперь не с усмешкой, а с оттенком опасения. Наверное, Валькино лицо выглядело необычным, и это ему не понравилось. Но он не любил откладывать проблемы на потом, предпочитая решать их сразу.
— Ну хорошо, пойдем. Мой кабинет тебя устроит?
— Конечно, — согласилась Валька, внутренне ежась от страха. Вот сейчас, через пять минут, станет ясно, что ждет ее в будущем: счастливое материнство или тюрьма на всю оставшуюся жизнь.
Они миновали Аленку, угодливо вскочившую при их появлении, прошли за высокие, отделанные под дуб двери... Здесь когда-то Рауль впервые расстегнул пуговицы на ее вязаном жакете — тогда ей можно было носить вязаное, потому что фигура еще не расплылась... да и теперь бы не расплылась, если бы не проклятая выпивка. Но пора было приступать к делу.
— Так что случилось, милая? Может быть, тебе срочно нужны деньги?
— Нет, спасибо, Рауль, деньги мне не нужны. Дело в том... Мне очень серьезно надо поговорить с тобой, понимаешь?
— Ну так говори! — воскликнул он уже с нетерпением. В его глазах мелькнула догадка, о чем должен быть этот разговор. Верная догадка. Но уже по этой метнувшейся в глазах и быстро притушенной мысли Валька поняла, что будет не пан, а пропал. Однако она не хотела верить.
— Ты знаешь, что я хочу сказать. Мне ничего в жизни не надо, кроме сына. И кроме тебя, если ты захочешь... Я не всегда правильно себя вела, но это как раз из-за Садика. Потому что я тосковала. Прошу тебя... — Валька чувствовала, что не может выразить и сотой доли того, что ей хотелось сказать, — ведь она не умела складно говорить. Даже эти только что сказанные слова стоили ей большого напряжения. Чувствуя, что сейчас все уже может кончиться, и кончиться плохо, она согнула колени и бухнулась на ковер к ногам своего повелителя.
Может быть, получилось не очень изящно, потому что довольно громко. Последнее время алкоголь нарушил ее внутреннюю пластичность. Но все равно — пусть только Рауль вернет ей Садика, а дальше как хочет. За сына она готова была заплатить самый дорогой выкуп — любовь самого Рауля.
— Встань.
— Не хочу. Я чувствую, что сейчас ты мне скажешь «нет». Подумай, любимый, разве плохо ребенку жить с родной матерью? Ведь об этом все... всегда говорят... и в кни... в книгах пишут!
— Ах, в книгах...
Валька уже ревела в три ручья, а он поднимал ее с пола, вытирал ей лицо своим плоеным батистовым платком, пахнущим жасмином. Но ей не нужно было его забот, если он не вернет Садика. Надо ему сказать, что она решилась... Надо сказать... Но слезы душили ее, лишали возможности открыть рот, а он между тем подтащил ее к креслу и опрокинул в окружившую со всех сторон мягкость: спинки, сиденье, подлокотники...
— Не трудись говорить, Валентина. Не тревожь себя. Я и так знаю все, что ты скажешь. И я рад сделать для тебя все, кроме одного, потому что пойми: ребенок — это единственное, чем я не могу пожертвовать! Даже если бы я хотел — просто нет у меня такого права!..
