тулупе, пришел ночевать? Все-таки он очень помог нам с Нютой, без него мы бы нипочем не справились с ситуацией...
Этой ночью мне приснился сон, который я уже несколько раз видела раньше. В середине комнаты лежал больной, вокруг которого стояли сочувствующие в белых халатах — хотя их длинные ослепительные одеяния скорее напоминали что-то другое. Да они и сами были особенные: все знали, все могли, кроме того, чтобы собственной силой исцелить больного. Могли навевать прохладу, как будто у них есть крылья, и сыпать в палате веселый звездистый снег.
Узнать о больном приходили посетители, тоже весьма необычные: люди в старинных княжеских нарядах и в военных доспехах, и в монашеских черных рясках. Это были не только мужчины, но и женщины. С прошлого раза я запомнила троих: худую, стремительную в красной кофточке и зеленой юбке... Потом старенькую, со светящейся улыбкой и со слепыми, как будто прищуренными глазами, хотя можно было не сомневаться — она все видела!.. И еще одну, одетую как русская княгиня. Сейчас мне казалось, что эта последняя, глядя, как все они, на больного, отдельно взглянула и на меня.
А больной сегодня выглядел иначе: такой же могучий, широкоплечий, как всегда, но заросший темной курчавой бородой и одетый в русскую вышитую рубашку, черные шаровары и желтые сапоги с кисточками. Его свисавшие с постели руки были сжаты в огромные кулаки, выпачканные человеческой кровью. Рядом на полу валялся окровавленный нож, а из-за пояса выглядывал кистень, тоже весь в крови. Больной был сегодня разбойником Кудеяром, сгубившим много невинных людей. И в этом каким-то образом заключалось все плохое нашей страны: все злодейства, обманы, трагедии, происходящие в ней сегодня. Были там и все мы: Валька, грозящаяся убить врача, и запойный Толик, и одеяльные бизнесмены, и даже я сама, восемь лет пребывающая в депрессии после конкурса. И еще множество лиц, я просто не успела вглядеться.
Между тем посетители, навестившие больного, все вместе подняли руки и стали о чем-то просить, хотя я не видела, к кому они обращались. Вместе с ними заволновались и те, что всегда стояли у постели, — крылатые в белых одеяниях. Было видно, что они вкладывают в свою просьбу все силы. И вот лежащий посреди них Кудеяр стал на глазах меняться: с лица сошла дикая ухмылка, оскаленный рот закрыли потончавшие губы, темная борода поседела и поредела. Все черты разбойника сначала просто смягчились, а потом потеряли грубую сочность, сжались на лице сухонькими складками. Тело тоже стало другим: не буйный молодец в рубахе и шароварах, а почти бесплотный старичок в монашеской рясе. Вместо Кудеяра на постели теперь лежал «старец честной Питирим».
Через минуту он должен был открыть глаза, очнуться, чтобы радостно узнать всех тех, которые стояли вокруг него и на которых он сам теперь стал похож, словно родной брат. А вместе с этим удивительным изменением произошли другие, столь же удивительные, но неисчислимые в своем множестве: сколько людей вдруг тоже изменилось! Мне было интересней всего посмотреть на тех, кого я знала. И я увидела спокойную, переставшую пить Вальку, год за годом вызывающую все больше уважения в своем Рауле, так что он стал подумывать, не глупо ли лишать ребенка такой матери. И Толика, который вместо запоя уходил теперь в благотворительные заведения: обтирать стариков в домах престарелых, проводить в детских интернатах военно-спортивную игру «Зарница». А бизнесменов с восьмого этажа я сперва вообще не узнала — так изменились их самодовольные, лоснящиеся от чрезмерной сытости лица. Они по-прежнему шили одеяла, но переехали из нашего подъезда в специально оборудованное помещение, чтобы не подвергать наш дом опасности пожара. И отдают теперь часть прибыли на строительство специального приюта для бомжей, куда будет помещен одноногий с нашего чердака и другие, но среди них не значился бомж в тулупе.
Саму себя я тоже увидела. Женщина в княжеском одеянии вдруг кивнула мне, чтобы я подошла. И все вокруг, в белых одеждах и разноцветных, посмотрели на меня с улыбкой — а еще один, самый главный взгляд, шел сверху, светлый, словно поток солнца сквозь отверстие в потолке. Впрочем, потолка не было, над нашими головами светилось небо. Я чувствовала — сейчас произойдет что-то очень важное, очень радостное...
Но тут снова все изменилось. Видно, кончилось время, которое Кудеяр мог быть старцем Питиримом: он снова стал превращаться в мрачного богатыря с окровавленными руками. Снова все братство собравшихся здесь воздевало руки с великой просьбой, и вновь прояснялись его черты, а когда просящие уставали, опять возникало лицо разбойника. Так было несколько раз, пока я наконец не проснулась.
13
Сегодняшний день был днем «выдачи невесты», как со слезой на глазах пошутила моя мама. Мы должны были к трем часам отправить Нюту на восьмой этаж, после чего она переходила под юрисдикцию бомжа в тулупе. А он передаст ее бизнесменам, которые думают, что никого знакомого в этом подъезде у Нюты нет. Как сказал бомж, они любят нанимать именно таких девушек — за которых в случае чего некому заступиться.
— Может, все-таки не пойдешь? — напоследок спросила мама. — Останешься с нами?
— Нет, — упрямо мотнула Нюта светлой головкой на неправдоподобно тоненькой шее. — Я домой. Спасибо вам, Вера Петровна, и тебе, Мальвина...
— Если будут обижать, возвращайся! — напутствовали ее мы с мамой.
В назначенный час Нюта в моем перешитом платье и с узелком, в который было завязано мое прокипяченное и тоже ушитое бельишко, вышла из нашей квартиры. С одного этажа на другой — путь перемены судьбы. Держась на несколько ступенек сзади, я слышала звонок в дверь
