В общем, я прекратила с ней разговаривать и пошла на кухню подогреть для нее бульон. Но пока он подогревался, Нюта от слабости задремала, так и не дождавшись обеда. Будить ее я не стала и раскрыла пока «Житие» преподобной Евдокии-Евфросинии.
Она была женой Дмитрия Донского, поднявшего Русь на Куликовскую битву. На ее долю пришелся весь нервный, эмоциональный труд жены, матери и хозяйки огромного государства, разоренного татаро-монгольской ордой. Наверное, без Евфросинии не было бы и победы на Куликовом поле, потому что она во всем вдохновляла князя Дмитрия. Княгине пришлось пережить гибель своих детей, пленение старшего сына, а вскоре — смерть мужа, бывшего ей всегда лучшим другом. И еще целую вереницу бед, пожаров и эпидемий, едва не сгубивших наш город и всю страну. Но она оставалась деятельной, умеренно веселой, а свою скорбь прятала в глубине сердца.
От чтения меня оторвал звонок. За дверью стоял Леонид Сергеевич, но каким он теперь передо мной предстал! Это был уже не бомж, ночующий на чердаке, а человек элиты, каких показывают по телевизору. Яркая рубашка под бархатным пиджаком, очки в модной оправе. И главное — выражение лица: такое победоносное, но при том внимательное. И чуть насмешливое, самую малость. Мне показалось, он усмехается для того, чтобы скрыть волнение.
— Здравствуйте, Мальвина. Вот решил зайти к вам, узнать, как дела. Зато уж на чердаке меня сегодня не будет, можете об этом не беспокоиться...
— Конечно, не будет — в таком виде да на чердак! Вы сегодня совсем особенный!
— Вы полагаете? Это я раньше был особенный, а теперь такой, как всегда.
— Значит, жизнь бомжа для вас кончилась?
— Надеюсь, что навсегда. Но я благодарен ей, потому что узнал много нового. Вот только с вами не успел поговорить по душам, и потому предлагаю сей пробел ликвидировать. — Леонид Сергеевич посмотрел на подоконник лестничной клетки, я вышла из квартиры, и мы с ним устроились побеседовать. — Скажите мне откровенно — чего бы вам хотелось от жизни?
Я задумалась. Если серьезно, мне бы хотелось, чтобы сама жизнь вокруг изменилась. Чтобы она снова стала такой, какою была во время моего детства: простой, понятной и доброй. Но, может быть, она и тогда была страшная, уродливая, надломленная? Может быть, я просто не замечала? Или действительно жизнь меняется с каждым годом не в лучшую сторону?..
— Вижу у вас на лице отражение глобальных проблем, — заметил Леонид Сергеевич. — Должен вам сказать, что имел в виду более конкретные желания.
— Конкретные? Ну, тогда я бы хотела, чтоб Нюта снова стала здоровой, жизнерадостной и больше не поминала о смерти. И чтобы жила в своей квартире.
— Гм... — наморщил лоб Леонид Сергеевич. — Ну а еще что?
— А еще чтобы у Вальки все получилось... чтобы ей привезли ее Садика!
— Вот как... Ну а для себя, для себя лично вы, Мальвина, чего-нибудь желаете?
— Лично для себя?..
Последнее время я как-то не думала об этом, и теперь мне пришлось вспоминать. Чего же я хочу лично для себя?.. Ах да! Ведь все эти годы я провела в хронической депрессии из-за того, как со мной поступили на конкурсе творческого моделирования. По этой же причине не могла сменить профессию, так и осталась в дворниках. И самое главное — у меня теперь не было силы воли заставить себя вновь взять в руки карандаш и сделать набросок в своем альбоме...
Обо всем этом надо было кому-нибудь рассказать, а Леонид Сергеевич сам напросился. Он был идеальным слушателем. Когда я выговорилась, с его стороны последовала одна, довольно странная фраза:
— Вот это я, пожалуй, смогу.
— Что именно?
— Ну, в случае с Нютой я бессилен, так же как и в случае с Валькой. Чтобы решить эти дела юридически, потребуется вести жуткую войну, неминуемо обреченную на провал... А вот вас раскрутить как молодого талантливого модельера — тут я могу помочь.
— Как это? — спросила я с замиранием сердца. — Что значит вы можете помочь?
— Просто я работаю волшебником, — напел Леонид Сергеевич. — Знаете такую песенку? Ну вот, я работаю журналистом и занимаюсь подобными проблемами.
