— Пошто ж не подняла? — Княгиня обрадовалась, что может, не кривя душой, возразить на эти горькие слова. — Москва, кою дед твой Даниил обустроил, по сю пору стоит невредима! А Кремль наш белокаменный? Строили-строили, камень из Мячкова возили — теперь и осада нам не страшна! А смелость в людях — то тут, то там по Руси дань поганым не платят...
— Верная твоя речь, — согласился князь. — Оттого и сбирает Мамай новый поход, что боится вовсе Русь потерять! Да вот беда, сами-то мы нынче на рать не готовы. То мор, то пожар, то дань платим — не с чего было силы копить...
— Не впервой Руси неготовой-то воевать, — помолчав, тихо ответила княгиня. — Вот хоть прадед твой, благоверный князь Александр... Тоже, поди, боялся, как против немцев шел, а утвердил Русь крепче, чем прежде. Сказывают, ему наперед Невской битвы убиенные Борис и Глеб в виденье являлись, друг дружку торопили: «Правь лодку, брате, поспешим на помощь земле русской!» Так нешто они и нам ныне не помогут?
— Помогут, отрада моя, — согласился Димитрий, легонько обнимая жену. — Не только Борис да Глеб, а и сам Александр с ними! Ведь и он ныне к лику святых причислен.
— Как же, на отпеванье вдруг руку из гроба протянул да отходную молитву взял... Дивны дела Твои, Господи! — добавила княгиня, и оба супруга перекрестились. После того с минуту длилось молчание.
— Да, много в Русь вложено... — снова заговорил Димитрий, задумчиво глядя перед собой. — Что святых-то, святых! Хоть среди князей посмотреть: в первую голову Владимир Красно Солнышко, идолов поправший и нас святым крещением просветивший. Потом сын его, Ярослав Мудрый. Опять же, младшие сыновья — страстотерпцы Борис и Глеб...
— А после того — князь Владимир Мономах, — радостно подхватила княгиня. — От которого венец-то пошел! Шапка Мономахова!
— А Даниил Московский, а Михаил Черниговский, в Орде замученный! А Александр Невский, о котором мы сейчас поминали!
— Мыслю я, княже, что должно нам в след ему идти, — тихонько сказала княгиня, прижимаясь к крутому мужнину плечу. — Он с одной руки народ защитил — от крестоносцев отбился, а тебе с другой Бог указывает... не пришло ли время Орду с Руси потеснить?
— Думал я о том! — воскликнул князь Димитрий, повернувшись так, что скамья громко скрипнула, словно вторя его словам. — Всем сердцем желаю, да не подымем мы нынче такой победы!
— А коли предки помогут? Сам считал, сколько на Руси святых! Считал, да сбился... И ведь это только князья, — взволнованно продолжала Евдокия. — А среди простого народа сколь прославлено: и преподобных, и юродов, и мучеников!
— Что ж святителей-то забыла, — напомнил жене Димитрий. — Не меня ли митрополит Алексий с младых лет берег? И разве б выстояла Москва в лихолетье без его помощи?
— Не забыла я про святителя, просто речь не дошла. Еще о старце Сергии хочу слово молвить. Коли пойдет на нас Мамай, спросим преподобного Сергия — в леса народу бежать али встречать гостей грозной сечей. Уж угодник Божий не ошибется...
— Так и сотворим, — согласился князь. — И умеешь же ты сердце успокоить, разумница моя... А теперь, гляди, в окнах посветлело, пора день начинать! — Димитрий встал со скамьи и повел супругу из церкви.
23
Зазвонил телефон.
— Тебя, — с удивлением сказала мама, передавая мне трубку. — Какой-то мужской голос.
Я думала, это отец Андрей, но оказалось — Леонид Сергеевич. И как только я его узнала, во мне изнутри поднялся радостный холодок, словно я глотнула ледяного шампанского (так было со мной один-единственный раз, на дне рождения Вальки).
— Мальвина? Ну вот, я кое-что для вас устроил, — сказал он так, что это ощущение сладкого холода закружилось во мне воронкой. — У вас сохранились наброски ваших моделей?
— Да... То есть нет.
Когда я увидела на конкурсе очень похожие модели, то вырвала из альбома эти листы. Почему-то мне казалось, что они уже в самом деле как будто не мои! И я не хотела хранить чужие эскизы, словно меня могли уличить в воровстве — меня, у которой все украли! Такая вот психологическая коллизия, как назвала мое тогдашнее состояние Илария Павловна.
— Не сохранились, ну и
