устанавливать за пределами дома в специальных колодцах. Бесшумные водомеры фирм Сименс-Гальске и Мейнеке помещали прямо в подвалы.
Плату за воду Городская дума установила в размере 12 коп. за 100 ведер. В расчете на прибыли от пользования водопроводом частными владельцами (только проведение его в дом стоило как минимум 112 руб.) «отцы города» разрешили воду из фонтанов набирать бесплатно. Однако вскоре выяснилось, что в течение года водовозы брали 700 000 ведер и продавали обывателям живительную влагу дороже городской таксы более чем в четыре раза. Кроме того, от жителей, ходивших к фонтанам с ведрами, постоянно поступали жалобы на водовозов: они ставили свои бочки так, что людям невозможно было подойти к кранам.
Чтобы навести порядок в этом деле, по распоряжению Городской думы фонтаны стали разбирать, а на их месте устанавливать водоразборные будки. Для пользования ими водовозы покупали в Управе специальные марки – одна, стоимостью 5 коп., давала право наполнить 40-ведерную бочку. Жители, подходившие со своими ведрами, пользовались бесплатным краном.
В начале XX века развитие водопроводной сети привело к тому, что Москва стала испытывать постоянные перебои с поступлением воды. Сообщения об этом стали настолько привычными, что на страницах газет их печатали самым убористым шрифтом в разделе мелких происшествий: «В течение последней недели в нагорных частях г. Москвы, как, например, в районе Тверской части, близ Английского клуба, периодически ощущался недостаток воды. Иногда случалось, что в течение 3—4 часов домовые водопроводные ответвления пересыхали совершенно, и обывателям нагорных районов приходилось испытывать настоящие водяные кризисы. На днях от некоторых домовладельцев поступили в управу по поводу водяных кризисов соответствующие заявления».
По мнению жителей Москвы, главным виновником перебоев с водой был инженер Городской управы Н. П. Зимин, ведавший водопроводом. В глазах москвичей он был настолько одиозной личностью, что любое его распоряжение встречалось насмешками. Скажем, рекомендовал инженер устанавливать на чердаках зданий резервуары, чтобы ночью набирать в них воду, а днем, когда происходили перебои, потихоньку ее расходовать. Тут же со всех сторон посыпались едкие замечания: вместо того чтобы обеспечить Москву достаточным количеством воды, Зимин предлагает домовладельцам пойти на новые расходы. Действительно, практика показала, что чердачные баки не могли обеспечить дом необходимым запасом, а застаивавшаяся в них вода очень скоро становилась грязной.
Особенно возмущались газеты, когда заведующему водопроводом при перезаключении контракта назначили повышение оклада с 10 до 14 тыс. руб. в год и автомобиль для служебных разъездов. С нескрываемым злорадством сообщалось, что Городская дума отказала Зимину в машине, хотя «немыслимый» размер жалованья утвердила. В 1901 году журнал «Искры» поместил карикатурное изображение памятника Зимину: на высоком постаменте установлена фигура инженера, изо рта которого бьет фонтан. Здесь был явный намек на то, что обещаний от Зимина слышали много, а вода по-прежнему поступает с перебоями.
Популярный писатель-юморист И. Мясницкий описал воображаемую погоню за Зиминым и разговор с инженером, которого обывателям, исстрадавшимся от жажды, удалось загнать на самый верх водонапорной башни:
«И сегодня воды нет. Сослуживцы мне сообщили, что некоторые ездили ловить водяного инженера Зимина, но не поймали.
Да и трудно, знаете, юркого инженера поймать... Ты к нему в управу, а он на Алексеевскую водокачку; ты на водокачку, а он, глядишь, уж на водонапорных башнях у Крестовской заставы очутился... [...]
– Помилуйте, я жил на даче, не обращал даже никакого внимания на воду, а как переехал в Москву, так за водой, как черти за душой праведника, бегать стал и...
– Так вы с дачи переехали? – спросил Зимин.
– С дачи.
– Ну, вы и виноваты, что в Москве нет воды! Вы-с, милостивый государь!
– Я?
От удивления мы даже на несколько ступенек вниз слетели.
– Да вы, дачники!.. Как нагрянули сразу в Москву, так и воды хватать не стало... Вы – бунтовщики, вы... враги городского водопровода!»
Окончательно водяной кризис удалось преодолеть в 1904 году, когда полностью вступила в строй первая очередь москворецкого водопровода. В отличие от старого, протянутого в Москву от Мытищинских ключей, новый забирал воду прямо из Москвы-реки в районе села Рублево и перекачивал ее в напорный резервуар на Воробьевых горах. При его сооружении Городская дума не ограничивалась одними утилитарными соображениями – над резервуаром был сооружен павильон, откуда на город открывался замечательный вид, а рядом были разбиты цветники.
Однако новый водопровод имел один существенный недостаток. Во время паводков его фильтры не справлялись с очисткой речной воды от взвешенных в ней частичек глины, поэтому струи, бившие из кранов в квартирах, имели резкую желтую окраску. Пока нашли способ борьбы с этой напастью, Зимин сполна наслушался упреков в том, что поит москвичей «коричневой» водичкой.
Что же касается отопления жилищ, то в наступившем XX веке паровые батареи все больше стали вытеснять печи. Котельные, снабжавшие теплом сразу весь дом, создавали жильцам дополнительные удобства – не нужно было закупать дрова (в 1914 г. кубическая сажень березовых дров стоила 8 руб.) и платить за топку печей истопнику или «черному» дворнику.
Правда, в случае неполадок отопительной системы такой комфорт оборачивался бедой для всех жильцов дома. Весной 1914 года из-за нераспорядительности владельцев дома № 31 по Новослободской улице в котельной кончилась нефть. Вскоре температура в квартирах упала до 10 °С. Обитатели дома, пытаясь хоть как-то нагреть помещения, сутки напролет держали зажженными керосиновые лампы «Молнии», но они практически не помогали. Стараясь сберечь тепло, перестали открывать форточки, поэтому дышать приходилось спертым воздухом. Поскольку домовладельцы оставались глухи к мольбам о помощи, жильцы обратились с жалобой к властям. А пока бюрократическая машина набирала обороты, им пришлось «скинуться» и в срочном порядке закупить нефть самим.
Попутно заметим, что сжигание нефти в домовых котельных непосредственным образом влияло на колорит городского пейзажа, о чем как-то поведала газета «Русское слово»: «...домовладельцы с Садовой улицы просили, чтобы типографщик Машистов как-нибудь улучшил отопление нефтью своих зданий. Действительно, безобразие, я сам видел, сажа, как черный снег какой-то, прямо-таки окутывает окружающую местность, и все это оседает на выкрашенные и подновленные за лето соседские дома и заборы. [...] И ведь все экономия: дымогарные трубы устраивать нужно, денег жалко, а до соседей и дела нет».
Вообще, алчность московских домовладельцев, их стремление к экономии любыми путями 100 лет назад были такой же популярной темой среди юмористов, как и мытарства обывателей при поисках квартир. Вот портрет домовладельца, написанный неким «Варягом» (этот литератор – видимо, сам квартирант – так законспирировался, что его подлинное имя осталось неизвестным):
«Московский домовладелец...
Он же вампир! Масса общих черт, но есть! и различие. Например, вампир предпочитает, по слухам, пить кровь из людей преимущественно по ночам, домовладелец же относительно своих жильцов применяет эту систему... и днем, и ночью. В остальном трогательное единодушие!
У испанцев существует поговорка: «Мужчина должен быть свирепый». Не знаю почему, но мне кажется, что московские домовладельцы почти все родом... из Испании. И если они не ходят в дырявых плащах и не поют на улице баркаролу перед окном своей возлюбленной, то на это есть масса причин характера положительного. Во-первых, зачем ходить в дырявом плаще, когда есть возможность купить прекрасную енотовую шубу?! Во-вторых, петь баркаролы перед балконами дам на улице строжайше запрещено: это нарушение общественной тишины и спокойствия. И вместо поэтического личика какой-
