Дьердь Лукач в своей книге «Ленин: Исследовательский очерк о взаимосвязи его идей» называет мировоззрение Ленина «реализмом», и это весьма показательно. Политическая практика Ленина исходит из реальности, теория лишь призвана обобщить задним числом опыт повседневной борьбы: «Ибо в самой сущности истории заложена способность постоянно создавать
У Ленина эти же идеи выражены намного проще: «Мы можем управлять только тогда, когда правильно выражаем то, что народ сознает. Без этого Коммунистическая партия не будет вести пролетариата, а пролетариат не будет вести за собой масс, и вся машина развалится»[449]. На первый взгляд, тезис абсолютно правильный. Беда лишь в том, что система Ленина строится не на осознанной, а на внешне-принудительной дисциплине, которую Осинский в своем выступлении назвал милитарной. Подобная дисциплина исключает любое проявление общественной инициативы, которое выходит за рамки, устанавливаемые руководством партии (Политбюро). Ленин не против свободы взглядов внутри партии, ибо это помогает руководству в процессе общения с партийцами (допустим, на съезде) правильнее оценить реальную ситуацию. Но он против того, чтобы свобода взглядов трансформировалась в свободу группировок внутри партии, а тем более в свободу действий этих группировок.
Ленин по инерции ориентируется на традиции старого, подпольного большевизма, в то время как социальное наполнение партии радикально меняется, да и логика поведения члена правящей партии резко отличается от логики революционера-подпольщика. Бюрократизация партии становится фактом, а меры, предлагаемые Лениным для устранения этого зла, — малоэффективны. Лишь незадолго до смерти Ленин придет к выводу, что численность партии надо резко сократить, увеличив при этом число членов ЦК. Однако Сталин, Зиновьев и Каменев внесут в «ленинское завещание» свои коррективы, объявив т. н. «ленинские призывы» в партию и резко увеличив ее численность за счет люмпен-пролетарских слоев.
Между тем оппозиция продолжает неравную борьбу с аппаратом. Она апеллирует к Коминтерну (сначала в выступлении Александры Коллонтай на конгрессе Коминтерна, затем в «Заявлении 22», направленном в Исполком Коминтерна). Политбюро мобилизовало для объяснений с Коминтерном Троцкого, Зиновьева, Рудзутака, которые воспроизвели в своих выступлениях логику Ленина. Коминтерн признал взгляды «рабочей оппозиции» ошибочными, следом за ним «рабочую оппозицию» осудил XI съезд РКП(б), исключив из партии двух наиболее активных оппозиционеров — Митина и Кузнецова. Этот же съезд осудил и группу «демократического централизма» во главе с Сапроновым, Осинским, Рафаилом, Бубновым, Каменским и предложил группе прекратить свою деятельность (в противном случае членам группы угрожало исключение из партии). Группа подчинилась съезду и заявила о самороспуске.
Однако, не имея возможности работать внутри партии, многие оппозиционеры начинают теперь действовать за ее рамками. После X съезда возникает группа «Рабочая правда», члены которой выступали против новой экономической политики и ставили задачу образования новой рабочей партии. Группа оказалась слишком малочисленной, руководство группы вскоре было арестовано.
В апреле 1923 года сформировалась «рабочая группа РКП». Ее возглавил исключенный из РКП(б) в 1922 году бывший член «рабочей оппозиции» Г.И. Мясников. Еще в начале мая 1921 года Мясников направил в ЦК РКП(б) докладную записку, в которой писал: «После того, как мы подавили сопротивление эксплуататоров и конституировались как единственная власть в стране, мы должны, как после подавления Колчака отменили смертную казнь, провозгласить свободу слова и печати… от меньшевиков до анархистов включительно»[450].
27 июля Мясников передал Н.И. Бухарину для публикации в «Правде» статью «Больные вопросы», в которой также отстаивал необходимость свободы слова и печати: «У нас свобода слова на рынке, на вокзале, в вагоне, на пристани существует, но на фабрике и заводе и в деревне ее нет. Там чека зорко досматривает через коммунистов на благонравие рабочих и крестьян»[451] .
Гимпельсон особо подчеркивает тот факт, что «Оргбюро ЦК создало специальную комиссию (Н.И. Бухарин, П.А. Залуцкий, А.А. Сольц) для рассмотрения материалов Г.И. Мясникова, а также его выступлений по тем же вопросам в петроградской и пермской организациях РКП(б). Комиссия 21 июля 1921 г. предложила исключить Мясни- кова из партии»[452].
Определенный интерес представляет содержание письма Аенина Мясникову от 5 августа 1921 г., который, ознакомившись и с докладной запиской, и со статьей, счел своим долгом вступить в полемику: «В начале статьи вы правильно применяете диалектику. Да, кто не понимает смены лозунга «гражданская война» лозунгом «гражданский мир», тот смешон, если не хуже. Да, в этом вы правы»[453].
Но требование «свободы печати от монархистов до анархистов включительно» вызывает у Аенина гневную отповедь: «Мы в «абсолюты» не верим. Мы над «чистой демократией» смеемся… Свобода печати в РСФСР, окруженной буржуазными врагами всего мира, есть свобода
Буржуазия (во всем мире) еще сильнее нас и во много раз. Дать ей еще такое оружие, как свобода политической организации (=свободу печати, ибо печать есть центр и основа политической организации), значит облегчать делу врагу, помогать классовому врагу. Мы самоубийством кончать не желаем и потому этого не сделаем».
Из текста этого письма следует, что угроза буржуазной реставрации для Ленина оставалась главной, но воспринималась эта угроза как чисто внешняя по отношению к партии. Угроза внутреннего перерождения партии в последних работах Ленина не упоминается, а, следовательно, и не воспринимается им как реальная. В своем выступлении на XI съезде он лишь призывает не делать политических ошибок. И он готов вести диалог со всеми своими оппонентами внутри партии. Характерно, что Мясников в своем ответном письме Ленину уже не говорит о «свободе слова от монархиста до анархиста», признав этот лозунг ошибочным, но настаивает на свободе слова для рабочих и крестьян. Он согласен ограничить рамки гласности законом о свободе слова и печати, придав этому закону классовый характер. Однако даже такая гласность не устраивала — не устраивала уже не Ленина, а партийный аппарат.
В мае 1922 года болезнь Ленина обостряется, он теряет нити руководства партией. В том же 1922 году Мясников исключается из партии, и, как было сказано выше, вынужден перейти к внепартийным формам оппозиции, создав «рабочую группу РКП». Однако уже в мае он был арестован (правда, ненадолго), а возглавивший группу Н. Кузнецов не смог поставить пропагандистскую работу. Группе не удалось привлечь на свою сторону рабочих, хотя пик ее деятельности пришелся на активизацию забастовочного движения в июле-августе 1923 года. Те участники группы, которые продолжали состоять в партии, решением ЦКК в декабре 1923 года были исключены из РКП(б), как и члены группы «Рабочая правда». Призывы этих групп образовать Советы рабочих депутатов на всех фабриках и заводах, основываясь на принципе «пролетарской демократии», упразднить Совнарком и устранить от власти господствующую группу «лжекоммунистов», которая окончательно оторвалась от рабочего класса, были признаны не только антипартийными, но и контрреволюционными.
Сентябрьский (1923 г.) пленум ЦКРКП(б), проводившийся без участия заболевшего Ленина, характеризовал деятельность этих оппозиционных групп как «антикоммунистическую и антисоветскую». Таким образом, борьба за традиции внутрипартийной «рабочей демократии» с позиций «державного коммунизма» и в соответствии с логикой партийного аппарата оценивалась теперь как антикоммунизм. Многие активные участники оппозиционных групп высшего ранга, хорошо известные в партии, не подвергались репрессиям, а просто переводились на дипломатическую работу, хотя заместитель
