главноначальствующий подписал 30 июля 1914 года еще одно обязательное постановление, посвященное запрету на спиртное. Единственное его отличие от предыдущего заключалось в отсутствии слов «на время мобилизации».
А 17 августа последовало новое распоряжение. Теперь под запрет попали продажа «спиртных напитков, рома, коньяка, ликеров, наливок и тому подобное» и «отпуск водочных изделий с водочных заводов и водочных складов». Кроме того, предписывалось в местах торговли водку и перечисленные виды спиртных напитков перенести в отдельные помещения, запереть их, а участковые приставы должны были такие кладовые опечатать. Попутно запрещена была продажа денатурированного спирта в частных торговых заведениях и аптеках.
В обороте спиртного было оставлено только виноградное вино. При этом оговаривалось: владельцам ресторанов и трактиров, где подавали вино, запрещалось пропускать в заведения явно нетрезвых людей, «а равно допускать посетителей допиваться до состояния видимого опьянения».
Осенью 1914 г. запрет на спиртное воспринимался как временное явление
Сразу вслед за этим начальник полиции подстегнул подчиненных очередным приказом:
«Предлагаю чинам полиции принять самые энергичные меры к искоренению тайной продажи спиртных напитков, как отдельными лицами, так и в трактирах, пивных лавках, ренсковых погребах, чайных, кофейных, квасных и других заведениях.
О случаях тайной продажи спиртных напитков и нарушения обязательного постановления от 17 сего августа немедленно составлять протоколы и представлять мне. На виновных мною будут налагаться административные взыскания в высшем размере, а заведения их будут закрываться в порядке положения о чрезвычайной охране. Проявленная же энергия чинами как наружной, так и сыскной полиции и их серьезное и добросовестное отношение к делу борьбы с тайной продажей спиртных напитков не останется без должного поощрения».
Как и положено, полицейские тут же продемонстрировали служебное рвение. Одного пьяного клиента, зафиксированного в протоколе, оказалось достаточно, чтобы на содержателя ресторана «Новая Моравия» был наложен штраф три тысячи рублей. Ресторан в «Петровском пассаже», где посетители напились до бесчувствия, был лишен лицензии на торговлю спиртными напитками и потерял право на все виды увеселений: оркестр, пианино, бильярд и т. п.[25] А заведение в Псковском переулке под названием «Комета» вообще было закрыто. В нем не только торговали из-под полы спиртным, но и допустили пьяное буйство, которое пришлось пресекать стражам порядка.
Продемонстрировали активность и агенты сыскной полиции. Их стремление отличиться перед начальством вышло боком владельцу ресторана «Аванс» Г. Старкову. Сыщики доложили, что в этом заведении трем посетителям подали изрядное количество водки. Дальше был пьяный скандал на улице, оскорбление женщины, составление протокола в участке, а для ресторатора – разорительный штраф, «с заменой в случае несостоятельности арестом на три месяца».
Запрет на продажу спиртного, введенный в период мобилизации, привел к неожиданному результату. В русском обществе заговорили о возможности всеобщего отрезвления страны.
Газеты, ссылаясь на мнение владельцев фабрик и заводов, сообщали о настоящем перевороте в поведении рабочих. Оказалось, что у лишенных водки пролетариев заметно поднялась производительность труда, уменьшилось количество брака, почти прекратились прогулы. Выросла заработная плата на вспомогательных работах. Пока была водка, окрестные крестьяне нанимались, потому что заработок все равно пропивали. Теперь они предпочитали сидеть дома, чем работать за гроши.
Улучшились отношения между рабочими: исчезли ссоры, драки, хулиганство, почти прекратилось воровство. Жизнь в семьях стала более сытой и спокойной. В фабричных лавках увеличились закупки полезных товаров и снизилась продажа сахара – раньше рабочие забирали его, чтобы, сбыв за бесценок, тут же пропить деньги. Все больше рабочих стало участвовать в больничных кассах. Раньше по причине массового пьянства первый день болезни считали «загульным» или «похмельным» и его не оплачивали.
«Радость по поводу отрезвления и желание продлить его, – писала газета “Утро России”, – охватило даже такие элементы, среди которых горькое пьянство было особенно развито, как, например, ломовые извозчики. Они счастливы, что теперь могут значительную часть своего заработка отправлять семьям, в деревню. Вот что пишет правление московского общества взаимопомощи “Грузовоз” в своем заявлении на имя и. о. городского головы:
«Результат временной меры – запрещения торговли крепкими напитками и пивом в г. Москве во время мобилизации – ярко сказался на нашей отрасли труда – ломовом извозопромысле. Ломовой извозчик, типичный представитель всего грубого, даже дикого, в дни запрета преобразился. Привычная грубость смягчилась, появилось заботливое отношение и к своей семье, и к хозяйскому имуществу, работа пошла скорей, сознательнее. Нет и тех штрафов за нарушение правил езды и благопристойности. Заработок получается целиком и почти сполна идет на помощь в деревню. Словом, громадная перемена к лучшему. Немудрено, стали
Рабочие Рублевского водопровода утверждали, что курс на всеобщую трезвость имеет важное политическое значение: «Война ожидается длительная. Необходимо напряжение всех сил русского народа для того, чтобы выдержать эту борьбу и окончить ее коренным устранением всех тех ранее совершенных несправедливостей, которые нарушают мирное сожительство народов. Миллионы рабочих сил народа отвлечены на поле битвы; они должны быть возмещены в общей экономии организма народного усиленным трудом оставшихся, и необходимо охранить этот труд от всего, что ослабляет его, что нарушает спокойный обиход жизни».
Такие настроения были не единичными. Очевидец событий инженер Н. М. Щапов отметил в дневнике: «Пьяных нет… Все этим очень довольны. Наш дворник Иван Кононов выпивал регулярно, теперь радуется; собирается водку бросить, хотя бы и разрешили».
На антиалкогольной лекции, устроенной обществом «За Россию», в аудитории Политехнического музея собрались представители разных классов. По свидетельству репортера: «…рядом с работницей в ситцевой кофточке сидит дама в бриллиантах и эспри»[26]. И все они единогласно постановили обратиться к правительству с просьбой о запрете водки и после войны.
А вот на манифестации, прошедшей 26 августа 1914 года по случаю утвержденного царем запрета на продажу водки, судя по газетным отчетам, преобладали «ремесленники, рабочие, бабы в платках». После молебствия о здравии императора громадная толпа двинулась по Тверской к дому градоначальника. Кроме портретов царя в головной части колонны несли два стяга с надписями: «Да здравствует великий сеятель трезвости государь император» и «Да здравствует трезвость».
«На Тверской присоединяется и гуляющая публика, – сообщалось на страницах “Утра России”, – и движется вместе с толпой до Страстной площади и, затем, по проезду Тверского бульвара, к дому градоначальника.
Здесь остановка. Толпа поет гимн. Гремит “ура”. На балконе появляется градоначальник Свиты ген.-м. А. А. Адрианов.
– Ваше превосходительство, – раздается голос из затихшей толпы, – помолившись у чтимой иконы Иверской Божьей Матери, мы пришли к вам просить повергнуть к стопам его императорского величества чувства нашей любви и преданности и глубочайшей благодарности за запрещение продажи спиртных напитков на все время войны.
Градоначальник кланяется.
– Ваша просьба будет исполнена.
Снова звучит гимн, и толпа движется обратно».
К гласу народному вскоре присоединился голос православной церкви. Всероссийский праздник трезвости был отмечен 29 августа торжественными богослужениями во всех храмах Москвы. Из Успенского и других кремлевских соборов состоялся крестный ход на Красную площадь. Возле Лобного места епископ
