Из взятых станцией проб около половины оказались по своим физическим свойствам (затхлый запах, неприятный вкус) и по своему составу – в период начинающегося гнилостного разложения; кроме того, некоторые пробы ржаной муки были загрязнены различными сорными семенами и даже вредной для здоровья ядовитой спорыньей.
Далеко не безвредны являющиеся приправой к столу, окрашенные в зеленый цвет консервы из горошка, бобов, шпината и каперсов. Эти растительные консервы после стерилизации при 120° Ц. утрачивают свою зеленую окраску, приобретая некрасивый желто-бурый оттенок.
Желая возвратить своему товару его натуральный цвет, некоторые фабриканты окрашивают консервы ядовитыми медными солями. Подкрашивание медью консервов, совершенно недопустимое с санитарной точки зрения, преследуется законодательством.
Тем не менее отчет городской санитарной станции констатирует: «…из произведенных станцией исследований видно, что у нас
Не более утешительны результаты произведенного станцией исследования полуды посуды, взятой из различных лудильных заведений.
Ввиду значительного вздорожания олова некоторые лудильные заведения не стесняются применять при лужении медных кастрюлей, самоваров и т. д. полуду, содержащую 20–30 % и даже более свинца.
Безвредная примесь к полуде свинца не должна превышать более 1/2 или в крайнем случае 1 %. Варка пищи, кипячение воды в посуде, луженной с большой примесью свинца, может вызвать у потребителей хроническое отравление свинцом.
Исследования проб молока указали, что в крупных молочных фирмах молоко доброкачественное, оно имеет в среднем 3,96 % жира. Совершенно иное дело молоко с возов на рынках и улицах. Половина такого молока оказалась разбавленной водой в количестве от 25 до 40 %. Кроме того, все пробы при отстаивании выделяли значительное количество грязи.
Из проб коровьего масла, взятых в колониальных лавках, пекарнях, булочных, столовых, съестных лавках и харчевнях, 72 % оказались фальсифицированными примесью сала, хлопкового масла. Кроме того, многие пробы оказались прогорклыми в довольно сильной степени.
С целью проверки качества приобретаемых продуктов лазареты доставляли на станцию пробы различных предметов потребления.
Из 83 проб доставленного лазаретами молока 20 оказались разбавленными водой в количестве от 20 до 40 %, и 8 проб представляли собой молоко полуснятое.
Из проб коровьего масла, доставленного лазаретами, 5 оказались фальсифицированными примесью сала и хлопкового масла, и 2 – прогорклыми.
Станция произвела исследование 69 образцов фармацевтических препаратов, из которых 6 были доставлены лазаретами, а 63, предложенные различными поставщиками городскому аптекарскому складу, были переданы этим складом на станцию для определения доброкачественности. В числе проб имели опий, аспирин и проч.
Из всех этих проб 21 образец не удовлетворял требованиям.
Произведенное химическое и бактериологическое исследование воды Рублевского водопровода выяснило, что по своему составу вода эта в отчетный период была вполне доброкачественной».
Остается отметить, что сильнее всего продовольственный кризис ударил по той многочисленной массе москвичей, которая на протяжении военных лет едва сводила концы с концами. А вот «достаточные» классы еще имели запас прочности. Так, фабрикант Н. А. Варенцов вспоминал, что даже в начале 1918 года его семья не испытывала ни малейших лишений:
«Отсутствия продовольствия и повышения цен я еще серьезно не чувствовал, так мое именьице снабжало молочными продуктами, яйцами, птицей, окороками ветчины и соленым мясом; крупа, мука, сахар, кофе, чай, мыло менялось на мануфактуру, производимую фабрикой, где я работал».
Некоторое представление о меновой системе, действовавшей среди зажиточных москвичей, дает фельетон журналиста «Эля»:
«– Марья Степановна!
– Здравствуйте, душечка!
– Глазам своим не верю. Вы – и в театре?
– Вырвалась.
– Одна?
– Нескромный вопрос.
– Pardon! Я хотела спросить: сам-то с вами?
– Слава Богу, нет. Отправился в дальнее плавание. За кожами. Где-то, вишь, кожи объявились.
– Как я рада за вас! Ну, как живете?
– Какая нынче жизнь! Сами знаете. Ничего нигде не достанешь… Сплошное мучение…
– Да, да… кстати, душечка, выручите… Нигде не могу достать туфель приличных. Нельзя ли по знакомству у вас в магазине раздобыть?
– В магазине ничего нет. Приезжайте ко мне… как-нибудь обуем…
– Очень, очень обяжете… Я в долгу не останусь. Знаете, мне на днях кузен из Ржева гречневой крупы пять пудов прислал…
– Гречневой! Милочка, родная, какая вы счастливица! Если бы вы мне хоть полпудика уступили…
– Ну, конечно, уступлю… Вы меня обуете, я вас гречневой
Повседневная жизнь Москвы кашей досыта накормлю.
– Вот хорошо. А я вам в премию сахарку могу предложить…
– Сахарку! Да это ведь восторг что такое!.. На карточке сидя, не засахаришься…
– И какой сахар-то! Этот – карточный – меня просто из себя выводит… Не сахар, а булыжники, которыми мостовые мостят. Тот – пластинками, одна в одну…
– Ах, какая прелесть!.. Очень, очень благодарна вам, Марья Степановна!
– Валя с фронта прислал. У них там всего вдосталь…
– Не знаю, как вас и благодарить… Впрочем, что ж я!.. Ах, какая глупая… Хотите полпудика масла по рублю?
– Еще бы не хочу! Где это вы умудрились?
– Железнодорожник один знакомый с сибирским экспрессом полтора пуда мне презентовал… Уж мы вот сколько времени жарим и печем… Замечательное масло…
– Возьму, обязательно возьму… А уж я, так и быть, уступлю вам сотню яиц… Да какие яйца… киевские! Иван Никитич на днях в Киеве был, там какую-то спекуляцию сделал, ну и прихватил с собой три ящика яиц…
– Душечка, дайте я вас расцелую. Моему Жоржу доктор прописал по утрам выпивать пяток яиц всмятку… А где их нынче достанешь?! Сплошная фальсификация… А я пред вами виновата… Мука у меня была… Капитолина Сергеевна как-то позвонила: ей откуда-то десять кулей привезли. Она мне куль и уступила… С хлебом теперь трудно, мы и печем дома. Почти всю муку израсходовали, и теперь мне прям неловко, что я о вас тогда не вспомнила.
– Не огорчайтесь, Нина Петровна. С мукой мы великолепно устраиваемся… И пустяки, в сущности, платим.
– Например?
– По сотне за мешок. У булочника Закачуева.
– Какая дешевизна… Дайте мне, милочка, адресок…
– В следующем антракте. Идемте садиться. Уж началось…
На сцене в это время изображались переживания населеВ. Руга, А. Кокорев ния, засевшего в осажденной крепости. Размалеванные статисты из-за картонных стен протягивали исхудалые руки и жалобно вопили.
Мария Степановна скорбно взглянула на Нину Петровну.
А Нина Петровна, откликаясь на этот взгляд, со вздохом молвила:
– Все равно, как мы с вами, несчастненькие…»
Этот фельетон был опубликован 23 февраля 1917 года. В тот день в Петрограде началась Февральская
