объекты.
5. Следствие по делам арестованных харбинцев развернуть с таким расчетом, чтобы в кратчайший срок разоблачить всех участников диверсионно-шпионских и террористических организаций и групп.
6. Выявленную в процессе следствия харбинцев новую сеть шпионов, вредителей и диверсантов — НЕМЕДЛЕННО АРЕСТОВЫВАТЬ.
Всех арестованных харбинцев разбить на две категории:
а) к первой категории отнести всех харбинцев, изобличенных в диверсионно-шпионской, террористической, вредительской и антисоветской деятельности, которые подлежат расстрелу.
б) ко второй категории – всех остальных, менее активных харбинцев, подлежащих заключению в тюрьму и лагеря сроком от 8 до 10 лет.
7. На харбинцев, отнесенных в процессе следствия к первой и второй категории — ежедекадно составлять альбом (отдельная справка на каждого арестованного) с конкретным изложением следственных и агентурных материалов, определяющих степень виновности арестованных
Альбом направлять в НКВД СССР на утверждение.
Отнесение арестованных харбинцев к 1 –й и 2-й категориям производится на основании агентурных и следственных данных – народным комиссаром внутренних дел республики — начальником УНКВД области или края, начальником ДГОГУГБ НКВД совместно с соответствующим прокурором республики, области, края, дороги.
8. После утверждения списков НКВД СССР и прокурором Союза приговор приводить в исполнение — НЕМЕДЛЕННО.
9. Освобождение из тюрем и лагерей ранее осужденных харбинцев, отбывающих наказание за шпионаж, диверсию и вредительство — ПРЕКРАТИТЬ.
На этих лиц представить материалы для рассмотрения на Особом совещании НКВД СССР.
10. Операцию по харбинцам использовать для приобретения квалифицированной агентуры, приняв меры к недопущению в секретный аппарат двойников.
Операцию закончить к 25 декабря 1937 года.
11. <Так в документе. — Сост.>
3.В отношении семей репрессируемых харбинцев руководствоваться моим приказом № 00486 от 15 августа 1937 г.
4. О ходе операции доносить мне по телеграфу каждые пять дней (5,10,15,20,25 и 30 каждого месяца).
Народный комиссар внутренних дел СССР
Генеральный комиссар государственной безопасности Ежов
В указанной информации упоминаются имена известных в Харбине людей: ректора Политехнического института Устругова, профессоров Юридического факультета Устрялова, Сетницкого, Трофимова[178].
В тридцатых годах в Китае ходило много слухов об их судьбе, но ничего определенного не было известно. Люди просто исчезли «за чертополохом».
И вдруг, совершенно неожиданно, на днях в газете «Новое русское слово» появилась статья известного в Америке историка русской диаспоры в Китае Эдуарда Штейна. В статье, озаглавленной «Документ страшной эпохи» («Новое русское слово», 19 апреля 1994 года), Э. Штейн сообщает, что ему попала в руки книга, мартиролог «Расстрельные списки», изданная «Мемориалом» в Москве[179].
В книге двести страниц с именами 670 расстрелянных в 30-х годах в Москве.
Среди этих имен он нашел имя профессора Устрялова, о судьбе которого, вернее, о его казни мы наконец имеем теперь точные сведения.
В «Расстрельном списке» говорится: «638. Устрялов, Николай Васильевич. Род. 1890, Ленинград, русский, б/п, обр. высшее, профессор экономической географии Московского института инженеров транспорта им. Сталина, прож. г. Москва, ул. Лосиноостровская, 3-14. Арест. 6.06.1937.
Приговорен ВКВС 14.09.1937, обв. ШД и ТД. Расстрелян 14.09.1937. Постановлением пл. ВС от 20.09.1989 реабилитирован».
Такова краткая эпитафия на гибель популярного в Харбине профессора Николая Васильевича Устрялова — моего профессора на Юридическом факультете. Помнится, я на втором курсе сдавал ему зачет по общей теории права. До сих пор хранится у меня зачетная книжка с отметкой Устрялова «Вуд»[180] за сданный зачет.
На сессии Военной коллежи Верховного суда СССР времени не теряли, что видно из указанного выше документа. Профессор Устрялов был приговорен к расстрелу 14 сентября 1937 года и расстрелян в тот же день, сразу после суда, 14 сентября 1937 года, и таким же образом многие другие.
<…>
Виктор Петров
В.Ю. Янковская
20 апреля 1976. Русская река (Калифорния)
Пантомима
Вот так оно и идет у нас с тобой, дорогая Ла! С таким интересом читала твое письмо и нашла много общего…
Мы тоже строим до сих пор, хотя у нас уже огромный дом и необычный во всех смыслах Робинзон в отношении строительства — тоже поэт.
Начну по пунктам отвечать на твое письмо.
Идея «стихохранилища» чудесна, но несбыточна по тем самым причинам, что и у тебя. «Домашние дела» съедают. И неоконченное копится ворохами. Но в этом году встретилась с Малинкой (М.Я. Янковская)
