Не будут обдирать на шубы, На элегантные манто, Не потрудясь убить — из лени, — Живьем — беспомощных тюленей. Посвящается Наталье Ильиной
Эмигрантский стишок читаешь — Все березки, куда ни глянь! Вырастали-то мы в Китае, Про бамбук бы, про гаолян… Про неистовые закаты Над песками у той реки, Где готовились жить когда-то Мы, маньчжурские земляки. Там — и радости, и печали Напитали росток души! Ведь березы Москвы едва ли По-особому хороши. И в Китае росли березы, И багульник по сопкам рос, Но у русских упорно грезы — О российской красе берез… Наша родина — не на карте. Наша родина — не земля. Не багульник на окнах в марте, Не березы, не тополя. Наша родина — это сказки, Это — песни, что пела мать, Это — книжки, картинки, краски, Что успела душа впитать. Это — грусть о каком-то доме, Что остался среди берез, Где «все было»… наверно, кроме Этих маминых частых слез. Это – свет голубой лампадки, Чуть мерцающей из угла… Это — карточка той лошадки, Что еще до меня жила! Это — память. Не только наша — Память матери и отца. Это — клад, круговая чаша, Не испитая до конца. И, быть может, слова поэта, Залетевшие в память где-то, Долго тлевшие в глубине, Вдруг зажглись… И березка эта Их лепечет по-русски мне. «И стариться, как все на свете…»
И стариться, как все на свете, Любить уютную кровать. Проснувшись ночью, слушать ветер, И вспоминать, и вспоминать… «Где ты теперь, красавица «Пантера»?..»
Памяти Нины Делякис
Где ты теперь, красавица «Пантера»? В которой из астральных, грешных сфер? Без Бога, без молитв, без ангелов, без Веры Ты бродишь средь причудливых химер. Иль за твою бездумную сердечность, За щедрость, ласковость души и теплоту Ты окунулась в розовую вечность, В баюкающую пустоту? Чтоб вновь прийти, своей улыбкой кроткой, С кудрями медными у смуглого лица, Волнующей, крадущейся походкой, Срывая, как цветы, влюбленные сердца. Сломали дверь… Нашли тебя в постели, Уткнувшейся в подушку головой. И не узнаем, как бы ни хотели — О чем был сон последний твой.
