компромисс с диаволом?
— Так что же вы предлагаете?
— В катакомбы идти нужно.
— И дать разрушить этот храм?
— Каменья, они и есть каменья. В душе храм воздвигать надо. Так-то прочнее будет.
— Не каменья это, Владислав Ефимович, а храм, святыня. Не имею я права предать его на поругание и допустить, чтобы прекратилась в нем служба Божия.
— Так ли уж это важно, если все вокруг рушится и диавол торжествует? Главное — чистоту соблюсти, через то и спасемся. Молитвой, умным деланием, Духом Святым спасемся. Если мы сможем Бога в себя вместить и стать богами по благодати, что еще нужно для спасения? Я же, отец Иоанн, все ваши работы по исихазму перечитал, да что там перечитал, наизусть выучил! Они мне истинный путь открыли. Сколько писем я вам написал, но так ни одного и не решился отправить. Не думал, не гадал, что здесь, в этом забытом Богом городке, встретимся.
— Владислав Ефимович, я очень тронут подобным признанием. Боюсь только, что вы несколько односторонне интерпретировали мои работы. Безусловно, отношения человека с Богом носят личностный характер. Но я не стал бы противопоставлять друг другу два пути спасения: в рамках христианской общины и через индивидуальный подвиг.
Мне показалось, что Владислав Ефимович был несколько разочарован услышанным. Наступила томительная пауза. Что касается спутников Турина, то они в течение всей нашей беседы молча сидели на краешках стульев в одинаковых напряженных позах, не шелохнувшись и потупив глаза.
— Ну, что же, — сказал наконец Владислав Ефимович, — очень рад был лично познакомиться. Хотелось бы продолжить нашу беседу и побывать у вас на службе.
— Милости просим.
Турин и его спутники поднялись и, молча поклонившись мне, направились к выходу. И, уже отходя от меня, Владислав Ефимович неожиданно произнес:
— Какое же сильное у вас поле!
Как только они удалились, ко мне подошел Георгий Петрович.
— Не нравятся мне они, — сказал он. — Разное о них в городе говорят. Святодуховцами их называют.
— Почему святодуховцами?
— А потому, что поклоняются якобы только Святому Духу. Не знаю, правда ли это, но будто бы целую теорию они изобрели о том, что Христос выполнил свою миссию, воплотившись, приняв смерть на кресте и воскреснув. А потом, с Пятидесятницы, наступила эра Святого Духа, Которому и следует теперь поклоняться. Не доверяйте им, батюшка. Чует мое сердце, добром все это не кончится. Ишь как вышагивают друг другу в затылок, как гусаки! Не думаю, чтобы они к Вам благоволили. Запустение храма их устраивало и отец Василий тоже. Тогда они героями ходили, а теперь все от них отвернулись.
— Каменья и есть каменья...
— Не понял, батюшка...
— Это так о храме он сказал.
— Ишь подлец какой! Еретик он, отец Иоанн! Не пускали бы вы их сюда.
— Нельзя так, Георгий Петрович. Если люди с пути сбились, как не помочь им? Может быть, и моя вина тут есть...
— Ваша вина? Да при чем тут вы?
— Кто знает, Георгий Петрович, кроме Господа Бога?.. Один есть Судия. Он все и разрешит.
Над храмом нависла новая угроза. Сегодня к нам приехали из Москвы реставраторы. Инициатором их приезда был местный отдел по охране памятников культуры. Блюмкин сразу же привел их ко мне.
— Вот, прошу любить и жаловать, известный искусствовед и реставратор Анатолий Захарович Белов со товарищи. Как это ни прискорбно, но поезд, о котором мы говорили в прошлый раз, оказывается, еще не ушел. Буду предельно откровенен. Анатолий Захарович проведет исследование настенной живописи, и на основании его заключений будет окончательно решена судьба храма. Если под побелкой ничего ценного обнаружено не будет, собор останется у прихода. Если же повезет искусству, то не повезет вам.
С Анатолием Захаровичем у меня затем состоялась короткая беседа тет-а-тет. В разговоре он был крайне сдержан и несловоохотлив. У нас оказались общие знакомые в кругу искусствоведов и реставраторов. Поговорили о
