Война Владимира Мукусева
Памятник был открыт. Присутствовавшие на открытии с изумлением обнаружили, что тексты на русском и хорватском языках не вполне идентичны. По-русски: «На этом месте 1 сентября 1991 года при исполнении своего профессионального долга трагически погибли русские журналисты Гостелерадио СССР Виктор Ногин и Геннадий Куринной. Вечная память». Но в хорватской версии расставлены акценты: «Здесь 1 сентября 1991 года, в первые месяцы Отечественной войны, члены сербских военизированных подразделений злодейски убили русских журналистов».
Я об этом нюансе узнал, лишь читая комментарии к своему тексту, опубликованному в «Комсомольской правде» после открытия. Там же, кстати, отметился и Юрий Бычков: «Спасибо за память и памятник. Видимо, я был среди последних соотечественников, видевших Виктора и Геннадия в живых. Мы дружили. Я работал первым секретарём посольства. 1 сентября мы все привели своих детей на торжественную линейку в нашу школу в Белграде. Потом дети пошли на первый урок, а Виктор и Геннадий заторопились отъезжать в Хорватию. Я предложил немного задержаться, отметить День знаний. «В другой раз», – сказали ребята. Но другого раза не было. Замечательные люди, прекрасные профессионалы. Вечная им память».
Вопрос – ответ
Владимир Мукусев – друг Виктора Ногина и коллега по работе – все эти годы продолжал своё личное расследование: несколько раз выезжал в Хорватию частным образом. Я попросил его ответить на несколько вопросов.
– Из депутатов в комиссию входил заместитель председателя Комитета Верховного Совета по правам человека Николай Аржанников. В моём распоряжении были все технические службы этого комитета, так как я тоже работал там на постоянной основе.
– После того как Милан Мартич при личной встрече дал мне сутки, чтобы я убирался со своими ищейками из Сербской Краины, а иначе нас будут искать дольше, чем тех, кого мы ищем, я поехал в город Глину к окружному прокурору. Я рассказал ему об угрозах Мартича и попросил его о помощи. Единственное, что он смог сделать, – это показать уголовное дело, возбуждённое военной прокуратурой ЮНА в сентябре 1991 года. Ознакомившись с ним, мы убедились в его предвзятости и небрежности. После чего прокурор выписал постановление о возбуждении нового уголовного дела о пропаже журналистов и предоставил мне право официально участвовать в расследовании, что предопределило его успех. Что касается сербских милиционеров, они делали всё, чтобы помешать работе.
– В мою комиссию входили два полковника ПГУ и представитель Генпрокуратуры. В Белграде к нам подключились работники посольства.
– Местная Скупщина старалась блокировать нашу работу.
– Естественно. Ведь я их и организовал.
– Свою реакцию не помню. А вот наш посол в Белграде не без удовольствия рассказал мне историю о том, что в начале пятидесятых годов, когда у них гостил маршал Жуков, пришло сообщение о снятии его с поста министра обороны. «Так вот мы, – сказал посол, – его даже не задерживали. Он сам всё понял и уехал». Разговор этот состоялся на крыльце посольства. Внутрь меня не пустили.
-Нет.
– Нет. Хотя он и поступил как негодяй. Надеюсь, не по своей воле. На открытии были десятки журналистов из разных стран мира. Семьи погибших представлял сын Геннадия, тридцатидвухлетний Иван Куринной. Были рабочие, бесплатно полгода делавшие и установившие памятник. Было просто много честных и порядочных людей, в том числе бывших военных, которые искренне соболезновали нашему горю, гибели наших журналистов. Я это к тому, что за публичное оскорбление памяти Ногина и Куринного можно было запросто получить по морде от любого из присутствовавших на открытии. И представитель «Известий» это прекрасно понимал. Поэтому свой пасквиль он опубликовал заранее. Жаль. Ведь это та самая газета, которая в 93-м не побоялась, в отличие от всех остальных российских СМИ, опубликовать результаты расследования комиссии Верховного Совета. Неужели сегодня от тех «Известий» осталось одно название?
– Он там был, но категорически отказался выступать. Я встречал его в аэропорту, и он сказал, что мою книгу «Разберёмся…» не читал. То есть ничего не знает о результатах почти двадцатилетнего расследования. Хорватская сторона хотела закрыть памятник перед церемонией нашим триколором, чтобы после передать его семье Куринных на вечное хранение. Иван от этого тоже отказался. Впрочем, это его дело. Главное – удалось с помощью Союза журналистов всё-таки организовать его поездку на открытие памятника. Вопрос в другом. Почему никто из родственников погибших даже не попытался за всё это время встретиться со мной и узнать, что же действительно произошло с их родными и близкими 20 лет назад. Для меня это так и осталось загадкой.
– Это не просто байкеры. Это члены Международного клуба ветеранов войн и вооружённых конфликтов. Он объединяет несколько сот человек из разных стран. Каждый год в отпуске они собираются вместе и объезжают десятки военных памятников в Европе. В том числе и нашим солдатам, павшим в Великой Отечественной. Зажигают памятные свечи и возлагают цветы. В этом году только в Хорватии они объехали семь таких памятников и под конец зажгли свечи в память о наших погибших журналистах. Пообещали делать это ежегодно. Сколько стран они представляют – не знаю. Но я видел мотоциклы с номерами из Австрии, Словении, Боснии и Герцеговины, Венгрии, Чехии, Германии. Российских байкеров среди них не было.
– Между этими событиями временная связь, безусловно, случайна. Но не случайна, а закономерна, на мой взгляд, связь сущностная. И сдавшийся Гаагскому трибуналу президент бывшей самопровозглашённой республики Сербска Краина Милан Мартич, и Ратко Младич. который вскоре предстанет перед тем же судом, – военные преступники. Первого уже осудили на 35 лет. Второму срок ещё не назначен. Мартич признался в своей причастности к убийству наших журналистов. Признания Младича ещё впереди. Да, их разделяет время, но навсегда соединила преступная война – убийства, пытки, геноцид.
