Как-то я брал с собой Эрнста и Любимова в гости к Юлиану Семёнову, в его крымскую усадьбу на горе, в Мухаладке. Помимо прочего, писатель рассказал об убийстве Семёна Цвигуна, который был женат на сестре генсека Брежнева.
На обратном пути Константин рассказал, что из-за книги этого генерала у него испорчены отношения с матерью. У них в классе все зачитывались шедевром, одним из соавторов которого был контрразведчик Цвигун. Книжка переходила из рук в руки как почётное красное знамя ударника комтруда. Давали её всего на один день строго: хочешь – ночь не спи, но следующим днём верни на первом же уроке. Костя не вернул. Его избили в физкультурном зале. Серьёзно избили, решив, что ловкач решил зажать раритет. Потом мальчик узнал, что книгу взяла его мама, «на почитать». В тот же день потеряла, забыв в автобусе. Сыну ни слова при этом не сказала. Такая история.
Возвращаясь к типажу. Косте не нравились самоуверенные, рослые, спортивные, грудастые шатенки вроде Элины Николаевой. Его всегда привлекали миниатюрные брюнетки. С горящими живыми оливами вместо холодных серых очей. В эту категорию, по мне, вписывается и мать дочери – Александры Константиновны Эрнст, театровед Анна Селюнас, которая после родов (1995) работала у «видовского» директора Саши Горожанкина главредом журнала «МузОБОЗ». Такой же субтильной брюнеткой была и «Маленькая» Макаревич. Та, которая познакомила меня с перспективным биохимиком из Ленинграда.
Глава 15. ПРОЕКТ. ЭПИЗОД ПЯТЫЙ. ЗАПРЕТ «ВЗГЛЯДА» (1991 год)
Заграница нам поможет?
Лысенко вспоминал: «Каждый выпуск сопровождался двумя – тремя часами истерик в кабинете зам. председателя Гостелерадио Петра Николаевича Решетова и швырянием бумаг с криками «Запрещайте передачу!» – «Нет, запрещать не буду, сокращайте». – «Сокращать не буду». Это вообще отдельная история: передача ведь шла два раза: утром для Камчатки и Восточной Сибири – её смотрело начальство и требовало вырезать какие-нибудь самые острые репортажи, по нескольку часов шла дикая война по поводу сокращений. У нас была очень хитрая технология: в каждой передаче для Камчатки были заранее заготовленные «собачки». Вот так Коровин на каждой картине рисовал собачку. А зачем «собачка»? Чтобы, если кому-то что-то не нравилось, убрать её, а остальное не трогать, наоборот, вставить вместо «собачки» то, что нужно. Но ещё всегда на столе стоял телефон – это была связь со мной. Как только неудачно что-то говорили или мелькала опасная фраза, я нажимал на кнопку, и телефон начинал моргать. Камера немедленно отодвигалась в сторону, ребята брали трубку, и я говорил: скажи то-то и то-то, и острые моменты отыгрывались».
Проект всё-таки закрыли, хотя, казалось бы, должен был выработаться иммунитет к запретам: насколько помню, почти из каждого выпуска вырезали какой-нибудь сюжет (напомню шутку: лучшее во «Взгляде», как в говядине, – вырезка). Помню, что в 1988 году Сагалаев запретил выдавать в эфир интервью Киры Прошутинской с Владимиром Васильевым, который зачитал открытое письмо Григоровичу. Таким примеров – дюжины.
Дмитрий Захаров вспоминал: «Зимой 1990 года, когда в последнюю предновогоднюю пятницу накануне выхода в эфир очередного «Взгляда» в студии появились несколько человек в штатском и арестовали весь смонтированный для передачи видеоматериал, я написал в «Огонёк» статью «Под надзором». Речь шла о том, что старая партноменклатурная гвардия начала наступление на демократическую прессу, в частности на нашу передачу. Это был крик души, был момент, когда от действий телечиновников у «взглядовцев» просто опустились руки. Статья появилась как раз вовремя: в редакции газет и журналов приходили мешки писем, все спрашивали: «Где «Взгляд»?». Люди тогда очень активно реагировали не только на выход, но и на невыход передачи. Чиновники дали обратный ход: спустя неделю «Взгляд» опять был в эфире».
Но! 26 декабря 1990 года руководство Гостелерадио СССР запретило выход в эфир новогоднего выпуска легендарной программы «Взгляд».
Сперва накат носил негласный характер. Мотивирован был тем, что в студию пригласили министра иностранных дел СССР Эдуарда Шеварднадзе, выступившего накануне с невнятной, но пламенной речью, предвещавшей скорое наступление некой диктатуры. Чьей? Почему? Когда? Никто ничего не понял, но все желали знать, отчего «в знак протеста против надвигающейся диктатуры» близкий соратник тогдашнего президента державы Михаила Горбачёва – Горби вдруг подал в отставку и покинул ряды компартии.
Последовавший за этим невыход в предновогоднюю пятницу (28 января 1990 года) культовой передачи и вовсе потряс общественность. Этим вечером Игорь Кириллов, который был модератором всего блока программ телекомпании «BИD», нокаутировал «взглядовских» фанатов сдержанным сообщением. Ведущий по-домашнему тепло сказал: «Взгляда» сегодня не будет. И пояснил: по политическим, мол, мотивам.
Всё это, по-моему, смахивало на грамотно сработанный вход в новый уже сюрреализм. Мне всегда нравился ветеран нашего ТВ. Но особенно в контексте «молодёжки». Это во-первых. А во-вторых, всё, что произносится шикарным кирилловским тембром, ассоциировалось (не только у меня, предполагаю) с чем-то официозно непререкаемым. Как гранит Мавзолея. Как первая страница «Правды». Как танковый ход по пражским мостам 68-го года. То есть так, а не иначе. И поэтому, когда модератор «ВИDа» говорит, что сегодня будет то-то и то-то, я знаю – будет. А когда говорит – нет…
Ровно через две недели (11 января 1991 года) в так называемый «последней студии» Кириллов без тени иронии красиво пройдётся насчёт погоды:
– Оттепель закончилась. Наступают крещенские морозы.
И наезд камеры на «шапку» «МК»: «ВЗГЛЯД – ЗАКРЫТ!» Не надо быть сверхпроницательным, чтобы расшифровать кирилловскую реплику. Там, «где блестят за иконой ножи, где в грязи обручилась с весенним дождём стужа», – слово «оттепель» не просто ностальгическое понятие; это уже всё больше смахивало на пущенную по кругу невесту.
Первый зампред Гостелерадио СССР П. Решетов, который вскоре подпишет распоряжение о едва ли не полном разгроме программы, по поводу 28 декабря 1990 года заметил:
– Решение это было общим. Мы – руководители ЦТ – не могли отказаться от своих позиций. Они – авторы «Взгляда» – от своих.
Председатель высказался менее определённо:
– Мы говорили с Любимовым и о деликатности ситуации, и о том, что вряд ли сам Шеварднадзе придёт в телестудию. И меня удивляет, что этот, в общем-то, спокойный разговор теперь столь странно препарируется.
На следующий день председатель Гостелерадио СССР Леонид Кравченко вынужден был выступить в прайм-тайм по Первому каналу с детальными объяснялками. В своём монологе от 29 декабря он рассказывал возбуждённым зрителям о «неготовности программы, о нежелательности обсуждения темы отставки министра иностранных дел в связи со сложностью политической ситуации в стране» и так далее. В заключение дал гарантии, что передача в следующем, 1991 году обязательно будет стоять в сетке.
Позднее на страницах «Нового Взгляда» Леонид Петрович Кравченко вспоминал:
– А вы знаете, почему вообще появилась эта передача? Однажды член Политбюро Александр Яковлев пригласил меня и рассказал, что КГБ прекращает глушить западные радиоголоса и в связи с этим надо бы придумать, чем увлечь нашу молодёжь, которая слушает эти программы рано утром и поздно вечером. Так появились «90 минут», которые позднее переименовали в «Утро». По пятничным вечерам стал выходить «Взгляд», «До и после полуночи». На радио – «Молодёжный канал», «Панорама маяка». Эти программы сразу вызвали споры, сначала по поводу музыки. Лигачёв настаивал на том, что надо избавиться от рок-
