нужно встать между двумя народами, принимая их выстрелы на себя, чтобы попытаться их примирить, попытаться объяснить соседям, что любой мир лучше этой затянувшейся войны. Но противоречия были слишком непримиримыми. Азербайджанцы считали, что изменение их территории, признанной всеми международными организациями, абсолютно неприемлемо, и не соглашались отдавать часть своей территории кому бы то ни было. Армяне, в свою очередь, считали, что их анклав в Карабахе не может более ни при каких обстоятельствах входить в состав Азербайджанской Республики, и настаивали на полной самостоятельности и независимости. Тупиковый путь был очевиден для всех, но международные посредники изо всех сил пытались найти хоть какой-нибудь приемлемый компромисс.
Дронго снова дошел до небольшой экспозиции Боснии. Халил Иззет уже разговаривал с каким-то немцем, яростно жестикулируя руками. Увидев нового знакомого, он радостно помахал рукой, словно они были знакомы уже много лет, попрощался с немцем и подошел к Дронго.
– Я должен был отметить свои наблюдения, – пояснил он, – поэтому не мог уделить вам должного внимания.
– Ничего страшного. Я так и подумал. У вас большая делегация?
– Нет. Нас всего четыре человека – директор сараевского издательства Салех Каримович, редактор нашей газеты Лейла Азизи и представитель министерства иностранных дел Аржан Милутинович. Только четверо. У нас нет средств, чтобы посылать сюда большие делегации, хотя мы пытаемся участвовать в этих франкфуртских ярмарках каждый год. Если же посчитать делегатов наших республик вместе – наберется человек сорок пять. Но это если сложить всех вместе. А вместе уже никогда не получится… Мы слишком хорошо помним все наши раздоры, чтобы снова соединиться. Может, когда-нибудь, через сотню лет, когда никого из ныне живущих уже не будет на свете.
Дронго мрачно слушал своего собеседника. Неужели и в Карабахе должно пройти сто лет, прежде чем два соседних народа забудут распри и согласятся на мирное сосуществование друг с другом?
К ним подошла высокая молодая женщина лет тридцати. У нее был характерный разрез глаз, немного вытянутое лицо, чувственные губы, тонкий изящный нос. Даже не взглянув на Дронго, она протянула какой-то лист бумаги Иззету.
– Передали из Сараево, просили уточнить, когда именно были изданы эти книги.
– Мы уже подготовили списки, – кивнул тот, – спасибо, Лейла. Я скажу Аржану, чтобы он послал им наше сообщение.
Молодая женщина молча отошла в сторону.
«Кажется, со мной что-то происходит, – неожиданно для себя подумал озадаченный Дронго, – третья женщина подряд. Сначала фройляйн Зудхоф даже не захотела со мной разговаривать, и я ей явно не понравился. Затем встреча с сестрой Видраны… ну, там хоть были реальные основания для неприятия. И, наконец, эта Лейла. Она даже не взглянула на стоявшего рядом с ней мужчину. Как минимум на меня раньше смотрели. Учитывая, что я выше Халила на полголовы, не заметить меня просто невозможно. Для моего самолюбия и тщеславия это хороший удар. Здесь меня практически никто не знает, а те, кто знает, не очень любят. Или я просто постарел? Пятидесятилетний мужчина не может интересовать молодых женщин. Но это неправда. Мадлен Зудхоф точно знает, кто я такой. Ведь их издательство пригласило именно меня на завтрашнюю презентацию. Но она смотрит на меня как на какую-то мышь, даже с отвращением. На меня никогда так не смотрели женщины, или же раньше я этого не чувствовал…
А вот София смотрела на меня с нескрываемой ненавистью. Но здесь как раз все понятно. Она считает, что я подставил ее старшую сестру и мужа, который благородно защищал ее честь. И ее трудно переубедить, тем более что ее сестра действительно сидит в тюрьме.
Теперь еще и эта Лейла… Она подошла к своему руководителю и даже ради интереса не захотела взглянуть в мою сторону. Или ее сестру я тоже посадил в тюрьму? Вообще непонятно, что здесь происходит. Такой удар по самолюбию».
– Самовлюбленный петух, – прошептал Дронго, – так мне и надо.
Он направился к кабинету, который выделили вчера для начальника полиции. Там уже сидели Дюнуа и приехавший Фюнхауф. Дронго подробно рассказал о полученном из Сербии сообщении. Затем Дюнуа рассказал о неприятностях Табаковича в Венесуэле. Настала очередь начальника полиции.
– Наши успехи не слишком впечатляют, – признался Фюнхауф. – Вчера я встречался с его супругой. Она считала, что ее муж был обычным научным сотрудником в Сербии, и ничего более о нем не знала. Они живут вместе уже четыре года, детей у них нет. Письмо из канцелярии было отправлено действительно Евой Ламбрехт, но она получила согласие самого бургомистра. С этой стороны все законно и правильно. Издательство ее мужа часто печатало для городских властей разные брошюры и плакаты.
– В самом издательстве работали сербы?
– Нет. Есть болгарин и чешка. Сербов нет, я проверял. Издательство небольшое, там работают в основном женщины и один мужчина-болгарин. Ему за шестьдесят, он развозит на своей машине различные материалы, которые печатают в их фирме.
– Он не может быть убийцей?
– Я проверил всех сотрудников издательства и супругу погибшего, – пояснил начальник полиции, – у всех абсолютное алиби. Она была на работе в канцелярии бургомистра, остальные работали в издательстве. Чтобы до-ехать из Майнца во Франкфурт и вернуться обратно, нужно не меньше часа. Никто из них не мог совершить это преступление.
– Ты думаешь, что среди подозреваемых может быть и женщина? – уточнил Дюнуа.
– Если женщина, то очень сильная, – кивнул Фюнхауф. – Наши эксперты считают, что нападение было внезапным и неожиданным. Но, учитывая место, где оно было совершено, это наверняка мужчина.
– А там только один болгарин, – заметил Дронго.
– Который был в издательстве, – напомнил начальник полиции. – Кстати, орудие убийства мы так и не нашли. Это должен быть достаточно большой нож. Или нечто в этом роде.
– И еще одежда, – добавил Дронго. – Убийца не мог не запачкаться кровью во время совершения преступления.
– Мы уже начали наши проверки, – сообщил начальник полиции.
– Нужно обратить внимание на тех, кто покинул ярмарку в течение получаса после убийства. Проверить по вашим считывающим устройствам, установленным на выходе, – предложил Дронго.
– Мы проверяем всех, кто был в тот момент на ярмарке. Это семнадцать тысяч шестьсот восемьдесят три человека, – недовольно проговорил Фюнхауф. – Вы можете мне подсказать, господин эксперт, как вычислить из такого количества людей одного или хотя бы несколько подозреваемых?
Дронго молчал. Дюнуа отвернулся, тоже не желая ничего комментировать.
– И я тоже не знаю, – пожал плечами начальник полиции, – только в отличие от вас я обязан вычислить и найти возможного убийцу. Это моя прямая обязанность. Причем, учитывая, что это убийство произошло в павильонах самой ярмарки, оно приобретает для нас особую значимость. Мы не имеем права оставить его нераскрытым. Вы должны меня понимать.
– Сколько людей в делегации Венесуэлы? – спросил Дронго. – Нужно их всех проверить.
– Шесть человек, – ответил Дюнуа, – я уже все узнал и взял их список. А сколько людей прибыло из всех бывших югославских республик? Надо узнать и это.
– Я уже узнал, – усмехнулся Дронго. – Если считать всех вместе, даже с учетом делегации из Косово, их сорок пять человек.
– Значит, мы подумали примерно одинаково, – рассмеялся Дюнуа. – Нам нужно работать в паре, господин эксперт, чтобы добиваться результатов. А герр Фюнхауф будет нашим ангелом-хранителем.
– Давайте для начала найдем преступника, – тоже улыбнулся начальник полиции.
– Надо проверить всех прибывших из югославских республик, – предложил Дюнуа. – Сорок пять человек, из которых наверняка больше половины – мужчины. Узнать, кто из них мог раньше встречаться с Марко Табаковичем во время войны или после нее. И еще проверить всех гостей из Венесуэлы. Там тоже могут оказаться люди, знавшие Табаковича по прежней жизни.
– Предположим, что мы найдем кого-то из тех, кто мог знать его раньше. Но ведь нужно доказать, что именно этот человек убил Ламбрехта, – сказал Фюнхауф.
– А ваши пленки? – напомнил Дронго. – Удалось отследить его передвижения по ярмарке?
