исчезновением Солнца. Мотив связи Солнца с Океаном или морем выступает и в других мифах о Солнце, а также в хеттских гимнах Солнцу. Очевидно, эти мифологические представления основаны на предположении, что Океан поглощает заходящее Солнце, которое возвращается утром, спасенное Богом Плодородия.
Во второй половине мифа можно видеть отзвук древнехеттских обычаев, по которым невесту уже нельзя было просто умыкать, а за нее следовало платить выкуп родителям.
Текст дошел в трех различающихся друг от друга версиях, ни одна из которых не сохранилась полностью. В переводе учтены все эти взаимодополняющие версии, оставшиеся (судя по наличию в них лувийских имен богов и слов) в новохеттских копиях. На основании их сделана попытка воспроизвести максимально полное (хотя, вероятно, и более пространное по сравнению с древнейшими) связное изложение. Характерной особенностью всех трех версий является переплетение мифа и обряда, иногда препятствующее связности рассказа; в переводе отражена и эта особенность текста, но с необходимой для понимания перестановкой ритуальных вставок, которые первоначально могли занимать в тексте другое место.
Имя хеттского Бога Плодородия и Растительности Телепинуса заимствовано из мифологии хатти, где этот бог носил имя Талипину (пину — «ребенок», «дитя»).
Миф близок к другим туземным хаттским и хеттским рассказам о бедствии всей природы, прекращаемым благодаря вмешательству одного из богов, в частности Камрусепы (как в мифах о Телепинусе и о Луне, упавшей с неба). Миф сохранился в составе новохеттского обряда, где после рассказа о «развязывании» ранее связанной (остановленной) природы содержится заговор — просьба «развязать» также подробно перечисляемые связанные части тела больного.
Текст, дошедший в копии новохеттского времени, отражает метрические и стилистические особенности древней поэзии сельскохозяйственных заговоров (в частности, наличие точных и глубоких глагольных рифм). С более ранней традицией хатти связывается и упоминание железного трона в сочетании с предметами из свинца.
Образец обрядовой поэзии страны Пала на северо-востоке Древнехеттского царства. В палайских обрядовых песнях, как и в древнехеттских, отражается старая индоевропейская традиция в сочетании со следами очень заметного воздействия культуры хатти.
Хеттский текст летописи, значительно более подробный, чем аккадский, некоторыми учеными рассматривается как вторичный по сравнению с аккадским. Но наличие явных следов хеттского влияния на аккадский текст заставляет предположить, что оригинал был составлен на древнехеттском языке.
В летописи описывается поход царя к Черному морю и последующие походы в хурритские земли, приведшие к покорению или завоеванию городов и областей на юге и юго-востоке от Малой Азии — и в Сирии, и в верховьях Евфрата — городов Алалха, Уршу, Иккали, Тасхиния, Ненасса, Ульма, Саллахсува, Санахвитта, Аппая, Уммая, Парманна, Царуна, Ципасна, Хассува, Хахха, Тимана.
Текст сильно поврежден, но на основании сличения двух версий (аккадской и хеттской) и сравнения с параллельными текстами был мастерски реконструирован Ф. Зоммером; отдельные детали реконструкции в предлагаемом переводе отличны от издания Зоммера.
Надписи Хаттусилиса I, некоторые строки которых сильно повреждены, и назидательные рассказы из древнехеттской «дворцовой хроники», написанные в то же время, что и «Завещание Хаттусилиса I», отражают одну и ту же ситуацию в Хеттском царстве. К «дворцовой хронике» примыкают по жанру другие назидательные рассказы — анекдоты о проступках придворных, из которых отдельные (как рассказ о Мариясе) датируются более поздним временем.
В «Завещании Хаттусилиса I» царь обвиняет свою сестру — «змею» и ее детей в кознях против него, описывает бедствия, которые могли бы случиться с населением Хаттусаса по их вине. Совпадение этих обвинений со сходными обвинениями против «змеи» — Тавананны и одновременность составления надписи позволяет отождествлять Тавананну с сестрой царя — матерью отстраненного наследника Лабарны (титул Тавананны могла носить мать Лабарны). Надпись отличается от «Завещания», очевидно, тем, что запрещает под страхом смертной казни называть сестру царя Тавананной (в «Завещании» этот титул к ней не применяется).
Предполагается, что текст отражает старую традицию эпических повествований, связанных с древней Месопотамией. Особенно близок этот текст к легенде о Нарам-Сине, в которую некоторые исследователи включают этот отрывок.
Хеттский перевод аккадской легенды об одном из первых царей Аккада был выполнен на основании не дошедшего до нас старовавилонского оригинала, отличного от сохранившегося новоассирийского. Начало текста, где речь идет о предшествующих царях древней Месопотамии, сильно разрушено, как и конец текста, в котором боги велят Нарам-Сину освободить из темницы человека, им заключенного.
Для древнехеттских надписей о военных походах к городам черноморского и средиземноморского побережий и в земли хурритов или их союзников (к городам Шуде, Укапуве, Танисипе, Нухаяне, в страну Иланцура) характерно смешение явно мифологических элементов с упоминанием реальных исторических событий и географических названий. Надписи сохранились лишь частично.
Рассказ относится к эпохе, когда Мурсилис I, называемый «царем», участвовал в походах вместе с Хаттусилисом I, именуемым «старым царем». Рассказу предшествует длительное повествование, сохранившееся во фрагментах, о вражде между столицей Древнехеттского царства Хаттусасом и Цальпой.
Некоторые места текста разрушены и восстанавливаются предположительно. Возможно, это широко распространенный миф о ребенке, оставленном людьми. Интересен для сопоставления с позднейшими ближневосточными текстами, в которых вместе с ребенком божественного происхождения упоминаются скот и пастухи.
Рассказ об осаде хеттами города, правитель которого был союзником хурритов (хурритских городов Хуруххи, Асихи, Арвары), в основном посвящен проступкам и упущениям хеттских придворных и военачальников, обманывающих царя. Близок к назидательным рассказам из дворцовой жизни, интересный образец древнехеттского юмора. Текст сохранился в аккадском варианте, однако, судя по характеру диалогов, построению периодов и наличию явно хеттских оборотов, это перевод с не дошедшего до нас древнехеттского подлинника.
Вставленная в этот исторический текст времени царя Хантилиса (XVII в. до н. э.) песня, которую поют при совершении погребального обряда и гадании о будущем, восходит к древнейшему несийскому периоду. Об этом свидетельствует дословное совпадение со сходно построенным текстом «Повести о детях царицы Канеса», в начале которой встречается точно такая же формула: «Что бы это могло значить?». Метрическое строение песни соответствует древнейшим размерам индоевропейской поэзии с чередованием кратких и более долгих строк, делящихся на четырехсложные колоны.
Важнейший образец древнехеттского жанра исторического повествования. Рассказ о смутах, которым кладет конец Телепинус, служит обоснованием его нововведений.
