— Со временем узнаем, Пьер, уж поверь.
Следующий час он сосредоточился на вождении, пока мы спускались по извилистому выщербленному шоссе, оставив горы позади. Когда стемнело, Дэнни остановил грузовик. После гудения мотора наступившая тишина показалась оглушительной.
Мы вышли из кабины и перебрались в прихожую.
Вчера вечером Дэнни выделил Черепу маленькую койку в заднем конце грузовика, туда же ему носили и еду. Это меня порадовало — не мне одному хотелось, чтобы присутствие Черепа не портило нам настроение за едой.
— Сегодня в меню мясо, — объявил Эдвард.
Он принес исходящую паром кастрюлю и поставил ее перед нами.
Он разлил бульон по тарелкам, и от этого запаха у меня закружилась голова. На секунду я почти обрадовался появлению таинственного незнакомца.
— Ты как себя чувствуешь, Кат? — спросил я.
Она улыбнулась в ответ. Мне понравилось, как она черпала ложкой бульон, — похоже, она искренне наслаждалась ужином. Я взглянул на Эдварда. Тот жевал с закрытыми глазами, как будто смаковал не только мясо, но и воспоминания, которые разбудил его вкус.
После ужина у меня впервые за много месяцев осталось ощущение, что я наелся.
Потом я вышел, желая побыть наедине со своими мыслями. Выйдя из грузовика, я выкопал ямку в прохладном песке и улегся в ней.
Ночь стояла тихая, а небо было необычно спокойным. Сегодня небеса не раздирали магнитные бури, зато воздух был тяжелым, горячим и душным. Я медленно дышал, наслаждаясь прохладным песком, и размышлял о путешествии на юг.
Какой-то звук заставил меня вздрогнуть. Я решил было, что ко мне захотел присоединиться Эдвард. Но ко мне ковыляла скелетообразная фигура, опираясь на костыли, смастеренные из обломков планера.
Череп опустился на песок рядом со мной и кивнул:
— Здесь прохладнее.
В рассеянном свете, льющемся из окон грузовика, его лицо стало еще больше напоминать череп. Я стал дышать неглубоко, не желая вдыхать исходящий от него кислый запах.
— Поэтому я здесь и сижу, — согласился я.
— Может быть, хоть ты прислушаешься к здравому смыслу, Пьер, — сказал он, помолчав. — Я пытался говорить с остальными. Они слишком старые и упрямые, их не переубедить.
— Они мои друзья. Моя семья. Мы все делаем вместе.
Я искоса взглянул на него. В его хитрых глазах читался расчет.
— Послушай меня, Пьер. Ты ведь не дурак. Если мы едем на юг, к морю…
— Да?
Пауза. Он облизнул губы:
— Там есть опасности, с какими вы не сталкивались в Европе.
— Ты уже говорил. Дикие банды…
— Хуже!
— Хуже, чем дикие банды?
— Намного хуже. «Дикий» — значит «животный». С животными можно справиться, перехитрить их. А эти люди… они не дураки. Они злобные и расчетливые. — Я на секунду задумался: уж не себя ли он описывает? — Видел ты когда-нибудь, на что способны люди, когда им нечего терять?
Я вспомнил руины Парижа до того, как город поглотила пустыня. Подумал о людях, с которыми жил, и почему я от них ушел. И едва не ответил ему: «Да, я был рядом с отчаявшимися людьми и выжил». Но промолчал, не желая делиться с Черепом тем, о чем никогда и никому не рассказывал, даже Дэнни, Кат или Эдварду.
— Как сказал Дэнни, — негромко произнес я, не глядя на него, — мы можем за себя постоять.
Череп зло плюнул:
— Тогда вы точно все дураки!
Я вспомнил, что вчера вечером сказал Дэнни, и прервал молчание вопросом:
— Чем ты так напуган, Череп? От чего ты убегаешь?
Он взглянул на меня, ухмыльнулся:
— Нет… ты не дурак, верно.
— Ну?
Я и не ожидал, что он ответит, поэтому удивился, когда он сказал:
— От людей настолько злобных, с такими гнилыми душами, что ты и представить не можешь, Пьер.
И замолчал, как будто подзуживал меня спросить еще.
Я управлял грузовиком на следующий день, когда мы подъехали к эскарпу, возникшему на краю бывшего Средиземного моря.
— Хотите на такое взглянуть? — спросил Дэнни.
Кат и Эдвард протиснулись в кабину.
Земля перед нами резко уходила вниз, внезапно превращаясь в огромный плоский кратер, настолько большой, что взгляд не мог охватить его целиком. Высохшее морское дно покрывали трещины и разломы, и цвет у него был такой же серо-стальной, как на виденных когда-то фотографиях лунной поверхности. Горизонт расплывался и дрожал, искаженный маревом.
Я взглянул на Дэнни. Он смотрел вперед, утратив дар речи. Я понял, что перед ним сейчас та цель, которой он решил достичь месяцы назад, когда к нему пришла идея путешествия на юг.
— Проедем еще часа четыре или пять, потом остановимся на ночь, — решил он. — За ужином посидим над картой и решим, куда ехать дальше.
Эдвард и Кат вернулись в прихожую. Меня порадовало, что Череп не заявился в кабину.
Я вытер пот с лица. В кабине была духота — термометр показывал почти тридцать пять градусов. Рядом с ним располагалась шкала наружного термометра: пятьдесят пять. При такой температуре человек умрет меньше чем за час.
Дэнни сел за руль и повел грузовик параллельно эскарпу, высматривая подходящий спуск к бывшему морю. Километров через пять мы доехали до участка берега, который понижался более-менее плавно, и Дэнни осторожно перевалил через его край, двигаясь со скоростью улитки. Под колесами захрустела выжженная почва, рассыпаясь мелкой, как цемент, пылью. Грузовик стало покачивать на кочках, и Дэнни притормозил, замедляя спуск.
Наконец бывшее морское дно стало плоским, и мы прибавили скорость. Встречный ветер сдувал пыль за спину. Перед нами распростерлась огромная равнина, изборожденная трещинами и усеянная предметами, которые я поначалу не мог распознать. Когда мы подъехали ближе, я понял, что это ржавые остовы кораблей, торчащие под разными углами из морского дна. Мы проехали в тени одного из них, огромного лайнера, красного от ржавчины. Его обшивка проржавела до дыр, но изящные линии уцелевших надстроек все еще свидетельствовали о гордом прошлом. Мне оказалось трудно вообразить, что такой большой корабль действительно мог плавать — казалось, это противоречит законам физики.
Дэнни показал, и под высоченным бортом корабля я разглядел кучку белых палок, похожих на выбеленное солнцем дерево. Мы приблизились, и я увидел, что это кости. Округлые глазницы контрастировали с геометрической точностью бедренных и берцовых костей: черепа.
Я покачал головой:
— Не понимаю…
— Думаю, на корабле когда-то давно была колония, — предположил Дэнни. — Когда они умирали один за другим, еще живые выбрасывали тела за борт.
— Как думаешь, кто-нибудь из них выжил? — спросил я, зная ответ еще до того, как Дэнни покачал головой.
— Это было, пожалуй, лет тридцать назад. Когда засуха становилась все сильнее, а нации рухнули.
