– Врешь, не возьмешь! – заорал водила – и крутанул руль.
Перед лобовым стеклом промелькнули пылающие прожекторы, грузовики…
– Бах! – Морда фуры врезалась в низенькое черно-белое заграждение вдоль трассы…
– Крак! – Заграждение разломилось, выгибаясь зазубренными краями рваного металла.
Прицеп вильнул, разгоняя заметавшихся людей. Под аккомпанемент скрежета, грохота и криков фура вывалилась с дороги и поскакала по степи, вздымая за собой шлейф сухой степной пыли.
Из клубящейся пылевой завесы вынырнули акульи морды черных автомобилей. Темное стекло снова начало опускаться.
– Держи баранку! – опять заорал водила. – Держи, говорю, ты, студень поросячий! – Он схватил здоровяка за руку и прижал его пальцы к рулю. Нырнул под сиденье… и вытащил небольшой, пахнущий смазкой ящик.
– Это что? – завопил здоровяк.
– А это я в прицепе позаимствовал, когда груз проверял! – захохотал водила и достал короткий тупорылый автомат.
– Ты псих! Псих! – завопил здоровяк и дернул дверцу, явно собираясь выпрыгнуть на ходу. Под ногами с невероятной скоростью разворачивалась черная каменистая земля. Мгновенно передумавший здоровяк, отчаянно визжа, повис на ремне безопасности.
– Получай! – Выставив автомат в окно, водила полоснул очередью по черной машине.
Автомат сухо щелкнул раз, другой… и замолк.
– А, гады! – заорал водитель и с размаху швырнул бесполезное оружие в преследователей. Автомат звонко ударился о борт и улетел во тьму.
– Вжау-у-у! – словно в обмен из мрака вылетело что-то вроде маленькой пылающей ракеты – и с чмоканьем впилось в переднее колесо. Толстая резина вспыхнула, словно на нее пролился бензин.
– Вжау-у-у! Вжау-у-у! Вжау-у-у! – теперь горели уже все четыре колеса. В багряных отсветах пламени фура на пылающих колесах катила по степи, теряя скорость…
– Гады! Какие же гады! – терзая педаль газа, бормотал водила. Здоровяк вопил.
Вертящийся шар пламени, в который превратилось колесо, ухнул в яму, и кабина начала медленно и плавно заваливаться на бок. Неожиданно вознесшийся вверх здоровяк заорал еще сильнее, рванулся и вывалился в хлопающую дверцу, пролетев совсем рядом с пылающим колесом. Заорал, ухнул на землю и принялся кататься, сбивая пламя со штанов.
Словно рождаясь из самой тьмы, пылающую фуру неторопливо окружали фигуры в черном.
Шипя от боли и матерясь, водитель выбрался из кабины, соскользнул по борту, тяжело плюхнулся во взбаламученную пыль. В отсветах догорающей резины было видно, как черные фигуры придвигаются все ближе, ближе…
Под ударом приклада отвалился замок прицепа, кто-то из «черных» распахнул дверцы, оглядывая плотные штабеля ящиков. Сухо треснула взломанная крышка – и на потрескавшуюся от жары землю, как переспелые ягоды, посыпались выпадающие из ящиков патроны.
Водитель фуры задрал голову к звездному южному небу – но увидел только нависающую над ним черную фигуру и мрачные глаза, блестящие в прорезях натянутой на голову маски.
И тогда водила глухо и безнадежно завыл, как попавший в капкан волк.
За много сотен километров от ночной дороги и крымской степи, в хмуром большом городе темная машина выехала на мост. Машина остановилась у парапета, и двое небритых парней, похожих на арабских террористов, какими тех показывают в кино, выволокли с заднего сиденья отчаянно сопротивляющегося человека.
– Не надо, ребята, не надо, пожалуйста, не надо! – задыхающимся шепотом бормотал человек. – Ну за что? За что?
– За язык длинный! – хмуро буркнул один из конвоиров.
– Я не хотел! – в полный голос закричал человек. – Честное слово, не хотел я никого сдавать! Меня заставили, правда-правда, заставили! Не надо, ну не нада-а… – Но тут он почувствовал, как его поднимают в воздух…
Ухватив своего пленника за руки, за ноги, конвоиры с размаху швырнули его через парапет.
– А-а-а! – Тело понеслось вниз… и рухнуло в реку, вздымая столб брызг.
Еще дальше, совсем-совсем далеко, в тихом, невозмутимо-сонном городке, где колеса элегантных автомобилей деликатно шуршат по старинной брусчатой мостовой, а холеные кошки бродят по островерхим черепичным крышам, совсем другой человек, нервно сжимая и разжимая пальцы, склонился над клавиатурой компьютера.
На экране сами собой возникали слова:
«Неудачное начало – груз потерян».
Почему-то даже при взгляде на эти черные буквы человеку казалось, что с мерцающего в темноте монитора дохнуло запахом раскаленного песка – и смерти.
Человек еще раз стиснул пальцы в кулаки, разжал снова, вздохнул и торопливо отстучал в ответ:
«Нас предали. Виновный найден. Больше не повторится».
После крохотной паузы по экрану опять побежали строчки:
«Теперь власти настороже. Вы не сможете провезти новую партию. Не удастся осуществить задуманное. Мы очень, очень недовольны».
Человек у клавиатуры вытер заливающий лицо холодный пот, еще поиграл пальцами и наконец настучал:
«Все предусмотрено заранее. Вводим в действие план «Б». Больше проколов не будет».
И замер в мучительном ожидании.
Теперь пауза была дольше. Наконец появились слова:
«Под вашу ответственность».
Человек у клавиатуры шумно выдохнул и бурно задышал, как будто только что бежал стометровку.
Строчка на экране разворачивалась дальше:
«Но помните! Во что бы то ни стало эти дети должны умереть! Повторяем – дети должны умереть!»
Глава 1
«Алые паруса» и Душка-Череп
Детишки дружно повесились.
Подглядывающих в щелку в дверях мамаш также дружно перекосило: вот кончится и наверняка начнется! Хоровое пение на любимый мотив: «За те деньги, что мы платим, наши детки могли бы и не висеть!»
Хотя я тут при чем? Не хотите висеть – идите вышивать крестиком! Но ляпнуть такое мамашкам – ни- ни, упаси бог! Каждый из развешанных вдоль стенки мелких – это не просто болтающийся мешок младенческой дури, это, между прочим, сто баксов в месяц! И если хоть один из них уйдет – повесят уже меня, причем не пяткой за станок, а веревкой за шею. А потому я буду перед мамашками лепетать и оправдываться, как будто я эти станки такими высоченными делаю!
Эй, спокойно! Не надо пугаться, я вовсе не маньячка какая! Что, не понимаете, о чем я говорю? Объясняю. Видите, вдоль стенок перекладины тянутся? Это и есть станок – не тот, на котором ткут или там точат, а тот, у которого экзерсисы делают. Ну, упражнения, упражнения! Присесть – коленки согнуты, спинка ровненькая, ручки в стороны – прогнуться, ножку вперед, ножку назад, растяжечка…
– Потянулись-потянулись-потянулись! Тянем носочек, тянем, пяточку держим, Петенька, солнышко мое, не надо лениться, тяни ножку, а то танцевать не сможешь, мамочка расстроится…
Голос у меня ласковый-ласковый, как у людоедки перед ужином. Зато мелкие сразу перестают филонить, изо всех сил вцепившись ручонками в станок, начинают задирать пятку на нижнюю перекладину. А роста не хватает – что вы хотите, младшая группа! Если кто и достает – тут же повисает и болтается на перекладине, как сосиска на ветру. И не говорите мне, что такого не бывает, я это зрелище наблюдаю по два раза в неделю с трех до четырех!
Кстати, красавица посреди зала – это я. А что, скажете, не красавица? Фигурка у меня клевая – с четырех лет танцы и акробатика, какая еще она может быть? И мордочка очень даже ничего, хотя при
