- Нет, Тави, сейчас не могу. Как-нибудь, в другой раз. На, вот, держи…
Леон сунул в холодную ладошку пару серебряных десятикоренников.
- Ой, господин. Да за что же это? И накормили и…
Юноша, решительно сжав ее пальцы, развернулся и быстро пошел прочь. Ему почему-то показалось, что сейчас он предал друга. Хотя, с другой стороны, разве всех шлюх на свете обогреешь? А ведь у каждой из них обязательно найдется своя душещипательная история. Но на душе все равно 'скребли кошки'.
Часовня Создателя словно поджидала его, манила открытой дверью.
Возле, прямо в дорожной пыли сидело двое нищих. Грязные, в рванье, похожие на давно высохшие мощи, но с неожиданно живыми глазами.
- Во славу Создателя, господин, подайте милостыню и не будете им забыты…
Собравшийся уже пройти мимо Леон, остановился. Его всегда поражала эта слепая, фанатичная вера.
- Ну а вы-то что, вы! Не больно-то он вас жалует! - фыркнул юноша, бросая медную монету.
- Зря вы так, господин. Вот видите, сейчас он послал нам кусок хлеба, а боле,.. - пробормотал одноногий, похожий на поточенный жучками пень, старик, -…все в мире тлен… как приходим, так и уходим в говне и крови… Каждый, сам по себе… будь ты император или нищий. А Создатель - это свет, вера, надежда, любовь… во всем, во всем. Зайдите в храм, преклоните колени… Лишним не будет, не будет… Поверьте, господин.
Леон пожал плечами, но все же вошел в открытую дверь. В полумраке, мерцая, горел десяток свечей. Пахло свежесрезанной велью.
У алтаря с ликом Создателя стояли на коленях ободранные прихожане и внимали плавно льющимся речам серорясого проповедника:
- …не то богатство, что укрыли в горшках, да спрятали в земле, не золото, не серебро, не каменья самоцветные - они есть кровь и смерть братьев ваших, позор дочерей и жен, ненависть детей и проклятие внуков. Лишь вера, любовь и милосердие - путь к Создателю, милостивому и всемогущему. Спасите свои души, осветите истинной верой, ибо мир полон демонов, искушающих плоть нашу…
'Да, да, расскажи-ка ты это голодной Тави да ее сестренке. О милосердии Создателя и демонах, искушающих слабую плоть, да еще и заставляющих ею приторговывать; герцогам да баронам пресыщенным, чтобы роздали злато да каменья самоцветные, поделились с бедными, накормили, да покаялись в своих грехах во славу Создателя. Иль купцам, чтобы те не молились день и ночь тельцу золотому, а отнесли его в храм Божий и во славу его…' - пронеслось в голове Леона.
Он уже хотел выйти вон, но тут поймал на себе участливый, понимающий взгляд. Удивленно осмотрелся. По затылку и спине пробежал холодок. На него, с алтаря, живыми глазами смотрел Создатель. Как бы беззвучно говоря: 'Я дал душу, дал жизнь, свободу воли и право каждому выбирать, но ты пока не понимаешь,.. твой час еще не пробил… Ступай, но знай - придет время…'
Это прозвучало настолько явственно и в то же время по-человечески просто, словно пожурил добрый мудрый учитель.
Выйдя из часовни, юноша некоторое время стоял, силясь понять, что же произошло: 'Неужто пригрезилось?'
- Вижу, ты, господин, слышал слово, - Леон посмотрел на нищего, недавно советовавшего зайти в храм. Губы старика вновь дрогнули.
- Создатель обращается лишь к избранным. Это великая честь…Но кому многое дано - с того многое и спросится. Запомни, свет всегда отбрасывает тень… Берегись. Теперь на тебя обратит внимание и
Трехглавый…
- Да ну тебя! - фыркнул Леон, и, не дослушав, побрел прочь. -
Чушь все это! Вот взять хотя бы Азиса - всю жизнь поклонялся лишь деньгам. Ну и… - был наказан неверностью жены, чужим ребенком, неразделенной любовью и муками ревности… Наказан кем? Перуном?
Создателем? Трехглавым?
Окончательно запутавшись, зло сплюнув, юноша направился к огромному камню, лежавшему на могиле рыцарей, погибших в минувшей войне в ущелье Дракона.
Оризис почти утонул за горизонтом. Тени стали неуклюже длинными, а птицы пугливо умолкли. Быстро смеркалось. Где-то вдали, на кладбище, что за прошедшие годы выросло в несколько раз, сразу за надгробьем, мерзко захохотала ночная дрофа. И вновь, по спине пробежал нехороший холодок.
'Пора возвращаться, - подумал Леон. - А то в темноте, чего доброго, можно и ногу подвернуть. Только гляну на могилу, и все…'
На камне был высечен лишь знак Создателя. Грубо, но глубоко, на века.
Всех, покоящихся здесь, убил его отец - Светлый Рыцарь Создателя.
Пускай не сам, но по его воле. Подвиг или великое злодеяние? Как понять? Или не сделай он этого, смертей было бы намного больше?
Душа, жизнь, свобода воли? А судья, кто? Совесть? Создатель? Император?
За спиной раздался шорох. Леон хотел обернуться, но не успел. Шею обхватила кожаная удавка. Из глаз снопом брызнули искры, зазвенело в ушах… В штанах стало горячо, потекло по ногам. Максимально напрягая мышцы, он попытался правой рукой ослабить путы. Упав на колени, левой рукой нырнул за голенище, нащупал серебряную вязь рукоятки и извернувшись, быстро ткнул кинжалом себе за спину и вверх. Похоже попал… Стало легче дышать, послышались похожие на змеиное шипение и кошачий визг, звуки.
Резко встал, и еще раз, изо всех сил ударил в то место, где должна быть голова невидимого врага. Лезвие вошло так глубоко, что выдернуть сразу не удалось. Грузное тело медленно осело на землю.
Леона вывернуло наизнанку, руки и ноги дрожали, в ушах гудел набат, а глаза отказывались видеть. Он вновь упал на колени.
Желудок, раз за разом, сотрясали безудержные спазмы, ручьями текли слезы. Опять трудно стало дышать. Воздух со свистом проникал в легкие, еще с большим трудом его удавалось выдавить обратно.
Сколько прошло времени, пока стало полегче, юноша не знал. Только на небе уже сияли звезды, да Тая соперничала в своем блеске с хвастливым Небесным Драконом. Прохладный ночной ветерок просушил пот, обильно оросивший лицо. Леону ужас как не хотелось смотреть на лежащее у ног тело. Но делать нечего - обязательно нужно забрать кинжал, спасший жизнь. По нему могут найти владельца.
Сжав губы и с трудом сдерживая вновь нахлынувшую тошноту, нагнулся. Ухватившись за торчащую в глазнице рукоять, сильно дернул и отвернулся - его пыталась задушить толстая пожилая баба. Сильная, но не достаточно ловкая и подвижная. Лишь потому удалось выжить.
Вонзив лезвие пару раз в землю, чтобы очистить от крови, вернул кинжал на прежнее место за голенище и только сейчас заметил, что вся одежда в блевотине и крови, и на добрую литу разит мочой. Попадись он стражникам в таком виде - несдобровать, да и у Закира может возникнуть много вопросов.
'Что делать? Куда идти?' В селении он знал только Тави. 'А вдруг она не сама? 'Работает'. - От этой мысли на душе стало невыносимо горько. - Ну почему я не остался у нее? Всего этого тогда бы не случилось. Но больше идти все равно некуда'.
Затерев пятна землей, все лучше, чем кровь, медленно побрел к виднеющейся в полумраке часовне Создателя. Она как раз закрывала, вошедшую в полную силу, Таю, и потому была окружена светящимся ореолом.
'Свет всегда отбрасывает тень. Берегись!' - почему-то вспомнились, оказавшиеся пророческими, слова нищего.
Ночью все видится не так как днем. 'Что при свете слепит - в темноте страшит!' Лишь теперь Леон по-настоящему смог оценить смысл древней торинской поговорки. Набежавшая тучка закрыла Таю, стало и вовсе неуютно.
Казавшиеся совсем недавно убогими халупы, теперь напоминали притаившихся чудовищ, жадно тянущих свои мохнатые лапы к горлу перепуганного юноши. Шаги в тишине звучали оглушительно громко, но все равно тише, чем колотившееся в груди сердце.
'Этот дом или нет? Нет, вот этот! Или все же этот?' - мучительно колебался Леон.
