Сомнения разрешила стоящая у двери метла.
Тихонько постучал. Еще раз, другой. С облегчением услышал голос
Тави.
- Ну, кто там еще? Если это ты, Хром, то катись подальше. Я не открою.
- Это я, Тави, Леон…
- Кто, кто?
'Ах, да!' - Ведь он так и не удосужился назвать свое имя. - Тави, я тебя кормил… - тут юноша запнулся, ему стало невыносимо стыдно напоминать о 'благодеянии', Тави, помоги…
- Господин?
Стукнула защелка. Дверь, визгливо скрипнув, отворилась. На пороге в холщевой рубахе, протирая заспанные глаза, стояла Тавия.
- О, Создатель! Что с Вами случилось?
- Ты одна?
- Угу, - кивнула не проснувшаяся еще девушка.
Леон молча отодвинул ее в сторону и, зайдя в коморку, задвинул щеколду. Пахнуло сыростью и мышами.
- Меня пытались задушить на кладбище,.. я ее убил…
Тави ахнула, зажав рот ладошками. Сон словно ветром сдуло.
- Да как же это Вы? Мамочка родная.
Она зажгла светильник. Темнота, гонимая тусклым светом, недовольно отступив, затаилась по углам.
Теперь стала видна убогая обстановка: неумело сколоченный стол, пара таких же, несчастных на вид, табуретов, низкие нары, с набросанным на них помятым тряпьем. За приоткрытой холщевой занавеской виднелись два больших сундука, на одном из них, свесив ноги, сидела худющая девочка лет восьми. Она буравила угольками глаз неожиданного гостя. Тут же, поверх занавески, сушилась неказистая одежонка сестер. На полу, в углу, стояла деревянная бадья, доверху наполненная водой.
- Спи, Зи! Господин пришел ко мне. Ну же! Слышишь, что говорю! -
Тавия задернула занавеску.
- Что случилось, господин?
- Напала сзади и стала душить… Ну а я ее… - кинжалом. Тави, ты говорила у тебя вода…
- Вода есть всегда, мы моемся каждый вечер. Мама говорила - все болезни от грязи… Ой, да что же это я?.. Снимайте одежду…
Леону на мгновение стало неловко. Но штаны, куртка и рубаха жутко воняли. Стараясь не смотреть на Тави, он сбросил одежду на пол, отвернувшись, лицом к бревенчатой стене.
Девушка черпала холодную воду из бадьи деревянной кружкой и лила на предоставленные в ее распоряжение голову, шею, плечи. Вода стекала по небольшому глиняному желобу, уходящему под стену. Руки
Тави вдруг замерли на его шее. Прикосновение нежных пальцев отозвалось болью.
Леон невольно наморщился.
- О Создатель,… - прошептала девушка, - синяк-то какой! Словно лента. Полоса на шее, как у висельника. Как же Вы его скроете?
Но юноша сейчас думал об этом меньше всего, отмывая живот, бедра, ноги. Потом ему стало жутко холодно. Зубы отбивали мелкую дробь, а сам он дрожал, словно листок фагеи под ледяными порывами Норлинга.
- Господин, Вы бы пока укрылись, а я промою одежды…
Но сухое тряпье, в которое закутался Леон, бессильно свалившись на нары, почему-то грело плохо. По- прежнему знобило. Тави, выкрутив одежду, повесила рядом со своей. Подошла к лежанке, и нисколечко не стесняясь, скинула рубаху и уже нагишом скользнула к Леону.
Он успел рассмотреть маленькие, едва наметившиеся с втянутыми сосочками груди, острые плечи, впавший животик и проступающие сквозь кожу кости таза.
- Я Вас согрею, - прошептала девушка.
Но, похоже, греть ее нужно было саму - холодные руки, ноги, нос…
Леон благодарно погладил девчушку по волосам. Она вздрогнула, словно испуганный котенок.
Руки сами, помимо воли, скользнули дальше - по тоненькой шее, плечам, коснулись груди.
Вся смелость Тави внезапно куда-то улетучилась, что еще больше раззадорило Леона.
Животик,.. поросший маленькими шелковистыми волосками холмик, дрогнувшие бедра…
Мужская плоть проснулась, восстала и настойчиво просила, нет, требовала ее уважить! Леон, перевернувшись, накрыл Тави собой. Но войти смог лишь с ее помощью… И сразу почувствовал, как худенькое тельце под ним сжалось. В глазах блеснула слезинка, белые зубки прикусили нижнюю губку.
- Тебе больно? Я не хотел…
- Мне всегда больно, господин… Нет, нет! Не уходите!
Он двигался медленно и нежно, стараясь быть ласковым. Понемногу
Тави расслабилась и уже, тихонько посапывая, шла навстречу. Ее объятия стали крепче, а дыхание - глубже. Слезинка высохла, глаза прикрылись, а губы приоткрылись. Возбуждение нарастало, словно снежный ком, ловко пущенный с высокой торинской горки. Теперь она вновь напряглась, с неожиданной силой прогнулась, и, более не сдерживая стонов, вцепилась в спину юноши, который, утратив прежний контроль, дал полную волю страсти.
И вот он - пик наслажденья, миг истины… Томление и сладость экстаза. Кипение крови и пение фей… И, наконец, сладкая нега расслабления. Словно ветерок коснулся его уха. Дыхание, шевеление губ… едва слышный шепот…
- Леон… Ах Леон… Я и не знала… Я никогда не думала, что может быть так хорошо…
Вскрикнув от боли в шее, Леон проснулся. Сел на лежанке, опустил ноги вниз. Тави тихонько спала, уткнувшись носом в тряпье.
'Сколько я проспал? Что делать дальше? Если я думал сбежать - то это самый подходящий момент. Меня здесь вовек не отыщут. Ну а потом?
Стать таким же нищим, как Тави и Зи? Побираться? А мать, а сестренка, мои вещи, деньги? Отцовский арбалет. Нет, так не пойдет.
Буду с Закиром до конца. А потом, как и решил, сам вернусь в
Дактонию, тогда и заберу Тави'. Леон взял со стола свой кошель.
Высыпал на ладонь монеты: золотой империал с ликом императора
Ригвина, большие серебряные монеты. Вот торинские - с Фергюстом, вот дактонские - с Даниэлем и молодым Альвеном, а вот - старая герфесская с герцогом-демоном Серджи Краевским. Но все,.. все они не стоят единого волоска с головы Тавии, приютившей и обогревшей сегодня ночью, подарившей свою любовь.
Леон с трудом натянул еще совсем мокрую одежду.
- Тави, Тави! Проснись, - шептал он. - Я ухожу. Да проснись же!
На столе деньги. С золотом будь осторожна, чтобы не подумали, что украла. На обратном пути оставлю еще! А потом, приеду и заберу тебя и Зи.
- Господин, господин, - всхлипывала она, по щекам текли слезы,
- я знаю, вы не вернетесь… Больше Вас никогда не увижу.
- Я должен идти, Тави, понимаешь, должен! Но непременно вернусь.
Стукнула защелка.
Небо на востоке уже розовело. Снежные шапки на вершинах Мильских гор сверкали, а сумрак понемногу отступал.
Юноша решительно шагнул за порог, но еще успел расслышать за спиной ставший таким родным всего за одну ночь голос Тавии.
- Леон, ах Леон…