*Часть ІІ.*
Его всегда зачаровывал шум прибоя. Будь это едва слышимый, загадочный шепот, переходящий в полное безмолвие штиля или нарастающий рокот, превращавшийся в грозный рык разгневанного зверя.
Когда волны, брызжа слюной молочно-белой пены, злобно, словно ворки, бросаются на сушу. Швыряют гальку, песок, поднятые с морских глубин водоросли и ракушник, студень медуз и разноцветные морские звезды.
Но всякий раз, не сокрушив твердыни, недовольно шипя и ропща, отползают прочь, чтобы, собравшись с силами, вновь ринуться в бой.
Любил извечный бой стихий, когда слуги Трехглавого, морские демоны, оседлав свежие ветры, вспенивали гребни волн, пытались брызгами отогнать тревожно кричащих чаек, беспечно снующих над самой водой, будто желающих подслушать, о чем переговариваются неутомимые скиталицы-волны.
Мартин не забыл тот, свой первый шторм. Когда галеру перехлестывали горы воды, грозили сломить, раздробить в мелкие щепы, разметать по бескрайним просторам. Вой ветра, заглушал голоса людей, наивно пытавшихся противостоять разгулявшейся стихии. Казалось, сам
Трехглавый хохочет над жалкими потугами ничтожных смертных.
Тогда, наверное, он один не боялся смерти. Вспоминая бездыханное тело Василе, слепой взгляд некогда неотразимых глаз, Мартин ее звал.
Но она, видать, в насмешку, их пощадила.
В Мезиме молодого графа уже поджидал эскорт самого Регван-Севиле,
Первого советника императора Кора Вилла и правителя провинции
Сенгай. По размерам, в несколько раз превосходящей родную Торинию.
Оказалось, что связи Симона Макрели простирались очень далеко. Он сделал все возможное, чтобы сын, даже против воли, избежал опасности и лишних неудобств.
Для Мартина столь пристальное внимание оказалось неожиданным. Но выбирать не приходилось. Чужая страна - иные законы. Вскоре караван из семи вислоухих двугорбых морфов уносил его и трех слуг прочь от лазурного побережья, в глубь материка. В монастырь оазиса Рух, где годы наук и муштры должны были притупить душевную боль, закалить тело и дух. Азы магии, умение до неузнаваемости изменять внешность, языки, боевые искусства - образование он получил как та-мильский принц.
Даже большая война империй обошла его стороной. А вот последовавшая за ней междоусобица, в которой самое активное участие принял его покровитель, научила многому. Мартин находился при самом советнике, сражался бок о бок, был ранен, получил свою долю добычи.
Но самое главное - научился вести бой и править по 'та-мильски', что пригодилось по возвращении на родину. Кроме прозвища Ловсек
(хитрый зверек, питавшийся ядовитыми змеями) он привез молчаливого слугу и много золота.
Торинские интриги показались ему детской забавой и вскоре, Мартин сосредоточил власть в герцогстве в своих руках. Да и в гости к
Трехглавому на этом пути довелось отправить на удивление не многих.
Но с Леоном Барелем поквитаться до сих пор не удалось.
Не раз приходила на ум любимая пословица владетеля Севиле:
'Месть, словно доброе вино, - годы ожидания делают его лишь слаще, хмельней, а вкус - изысканней', но и она утешала слабо. Империя на пороге перемен. Не зря прилетел Небесный Дракон. Ригвин слабеет с каждым днем. Видать сказалась дурная наследственность пьяницы
Кристиана… Уже почти ослеп, а незрячие правители долго не живут. А наследника нет. Остаются две, соперничающие силы. С одной стороны -
Рене Сейшельский, с другой - Ла Даниэль Камю. Но и они уже старики.
Нет, не миновать большой смуты.
Все бы ничего, да под боком Дактонско-Фракийский союз с молодым честолюбивым герцогом Альвеном, да еще его советнички - хитромудрый
Ягур да заклятый враг Торинии граф Сакский - Леон Барель. Вот кто главные враги… Был бы жив Регвин-Севиле… Могущественный наместник не отказал бы воспитаннику в помощи.
Ловсек еще раз окинул тоскливым взглядом бескрайнюю водную гладь.
Повязка, закрывавшая последнее время глаз, сейчас была поднята на лоб.
'Как похожа бухта в Фесине на та-мильскую Мезиму. Названия - и то, созвучны. Видать не зря', - думал он, слушая тихий шелест прибоя и стараясь рассмотреть остров Скорби, виднеющийся пятном на горизонте.
Вот уже два дня, они обитают в приморском селении на юге Фракии.
Пока Закир пытается всучить та-мильским купцам ненужные им товары, он ищет пути к клетке Салмы де Гиньен. Ее охраняют надежно, однако изворотливый ум и золото всегда найдут лазейку
Два караула стражников по двадцать человек меняются каждые десять дней. И так, уже почти три года. Срок немалый. Не сошла ли за это время пленница с ума? Сохранила ли свою красоту, неотразимость для мужских сердец, прежнее пристрастие к богатству и власти, толкавшие ее на кровавые безумства и откровенные авантюры?
В созданный Салмой культ Трехглавого Мартин, конечно же, не верил.
Магия не всесильна, а чародеи - смертны. Перед добрым мечом мало, кто устоит. Но нельзя недооценивать их возможностей, впрочем, как и переоценивать. Потому и подготовил амулеты 'холодного сердца'. Ну а что касается всемогущих демонов… То существуют ли они? Пока встречаться не доводилось. Разве Софья? Но и она еще только в начале пути. А без учителя, наставника может наделать массу глупостей…
Обжечься, а то и вовсе сгореть. Роза Торинии и Роза Трехглавого - выбирай любую… 'Но я не люблю роз! Ни алых, ни черных! И все тут…'
Значит завтра смена охраны. Золото уже ослепило стражника, и он не увидит чужой баркас. Остальные будут сладко спать. Клопая добавит в вино сонное зелье. А чтобы вдруг не передумала, да не струсила в последний момент, сестрицу ее Глафию да племянницу возьму в заложники. Ежели что пойдет не так, велю обоим перерезать горло.
Сестры меняются на посту вместе со стражей. Только им разрешено заходить в комнату пленницы. Мужчинам туда доступа нет! А уж говорить с Салмой не может никто. До что там говорить! Если десятник заливает служанкам уши воском и ставит печать, и каждый день проверяет цела ли.
Вот так-то стерегут Розу Трехглавого. Расспрашивая жутко боявшуюся миледи Клопаю, Мартин так и не смог толком уяснить в каком она состоянии. Обидно, если все усилия пойдут прахом. Но чутье подсказывало, что графиня Салма де Гиньон еще себя покажет. От этого предчувствия на душе почему-то становилось неспокойно, если не сказать больше…
- Присмотри за Властом! - изменившись в лице, рявкнул Барель.
Сам же, обнажив эльфийский клинок, мигом соскочил с лошади.
Филипп, неловко спрыгнув на землю, подвернул ногу. Скрипя зубами от боли, и с трудом сдерживая слезы, подбежал к вцепившемуся ручонками в гриву и громко ревущему брату, потянул на себя. Прикрыл ему глаза и рот ладонью, оттянул чуть в сторону.
- Тихо, Власт, тихо! Да замолчи же ты, наконец!
