В 1642 году Рене де Лонгёй начал строить в Мезоне новый замок, который должен был стать достойным пристанищем для путешествующих и выезжающих на охоту величеств, такой, чтоб не стыдно было самого короля позвать в гости. Труды царедворца не пропали даром: в апреле 1651 года Рене де Лонгёй принимал в этом замке юного короля Людовика XIV с его матушкой Анной Австрийской и закатил здесь пир на весь мир. Как раз в 1651 году и закончилось строительство замка, который считают истинным шедевром замковой архитектуры эпохи Людовика XIII, шедевром французской архитектуры классицизма. В том же самом 1651 году суперинтенденту де Лонгёю пришлось (из-за интриг завистников) оставить свою хлебную должность, но король не забыл его, произвел в маркизы, а в 1671 году вместе с супругой снова посетил его дворец-замок.
Постройку этого замка Рене де Лонгёй доверил одному из лучших архитекторов того времени – Франсуа Мансару. Франсуа Мансар (не путайте его с более поздним, но тоже замечательным архитектором Жюлем Ардуэн-Мансаром) появился на свет в семье плотника в самом конце XVI века. Ему повезло с родней: сестра его была замужем за сотрудником великого архитектора Саломона де Бросса (того самого, что построил в Париже Люксембургский дворец), и Франсуа многому у этого свояка научился, так что годам к 25 был Франсуа Мансар настоящим мастером, а в 37 проектировал самые серьезные постройки для брата короля, герцога Орлеанского. Из построек его известны часовня Валь-де-Грас, крыло замка Блуа и еще многие особняки и храмы в Париже, но замок семьи де Лонгёй в Мезоне считают по праву его лучшей постройкой. Искусствоведы не устают воспевать этот классический шедевр, его гармоничное сочетание объемов, четкость, строгость линий и в то же время щедрость декора. Здесь уже не было прежнего сочетания кирпича и камня, а только светлый камень из Шантийи, зато было сочетание всех трех классических ордеров, было четкое разделение частей строения.
В замке над Сеной шла изящная и нескучная жизнь, интеллектуальный уровень которой сильно возрос при внуке замечательного царедворца, при маркизе Жане-Рене Лонгёе, который был президентом Французской Академии наук. В замке были устроены кабинет физики, химическая лаборатория и кабинет медалей, гостили видные ученые. Именно в ту эпоху в замке подолгу гостил великий Вольтер. Он гулял по огромному, великолепному здешнему парку и сочинял свою «Генриаду». Судьба была к нему здесь, впрочем, не слишком благосклонна. Сперва он едва не погиб у себя в кабинете во время пожара, а в 1723 году чуть не умер от заразной болезни (от оспы), той самой, от которой восемь лет спустя скончался хозяин замка.
Позднее прославленный замок пережил немало передряг. Один из наследников рода Лонгёй, разорившись, вынужден был продать замок, и король Людовик XV купил его для своей возлюбленной, мадам дю Барри. В 1770 году король даже провел в замке несколько дней в обществе этой прославленной дамы.
В 1777 году замок купил брат короля граф д’Артуа. Это с его эпохой связано рождение конной империи в Мезоне. Часть парка граф превратил в скаковое поле. У графа вообще были далекоидущие планы. Он предпринял строительные работы и намерен был объединить это имение со своими владениями в Сен- Жермен-ан-Лэ. Быстрому осуществлению этих планов помешали сперва недостаток средств, а потом и Французская революция. Граф был вынужден бежать за границу, имущество его было конфисковано, мебель из замка продана с молотка. Однако за Революцией последовала Империя, появились новые, наполеоновские аристократы, зачастую из числа доблестных военных. В 1804 году замок был куплен маршалом Ланном (Наполеон даровал ему титул герцога де Монтебелло). Маршал продолжил работы, начатые графом д’Артуа, но внес в них и нечто оригинальное. Он приказал насадить тополя, так, чтоб ряды их воспроизводили расположение войск в битве при Монтебелло (не от хорошей жизни сидя прошлым летом под старинными тополями в больничном садике близ замка, я часто гадал, о чьих напрасно загубленных жизнях шелестит под ветром листва). Сам маршал погиб через пять лет в битве под Эслингом, но вдова его герцогиня де Монтебелло неоднократно принимала у себя в замке бравого Наполеона с новой императрицей Марией-Луизой.
В 1818 году замок, парк, все службы и конюшни купил, на беду, знаменитый финансист Жак Лаффит. К несчастью для бедного имения.
Это был человек неукротимой дерзости и энергии, но, увы, как многие бизнесмены, он испытывал неодолимую тягу к политике. В начале Великой французской революции 32-летний Жак Лаффит был все еще скромным служащим в банке Перего, а до того и вовсе корпел в качестве писца в конторе нотариуса. Однако к 1804 году Лаффит уже стоял во главе банка Перего, а еще через пять лет был регентом Банка Франции, президентом которого его назначило временное французское правительство чуть позднее, в 1814 году. Во время наполеоновских «Ста дней» Лаффит был членом Палаты представителей, а в 1816-м и в 1827-м заседал в парламенте как депутат от либералов – и был, надо сказать, не из последних деятелей в этом шумном гнезде политиков. С 1830 года Лаффит давал деньги на газету «Ле Насьональ», основанную им вместе с Тьером. Газета была в эпоху Реставрации органом конституционной либеральной оппозиции и среди прочего выступала за восстановление на троне Орлеанской ветви монархии. Лаффит был врагом Людовика XVIII и Карла X, сторонником Луи-Филиппа. В том же 1830 году во Франции, как известно, разразилась очередная революция, и при описании ее событий во французских курсах истории имя Жака Лаффита соседствует с именем самого Лафайета. Либералы создали Временную муниципальную комиссию, в которой и верховодили банкиры вроде Лаффита и Казимира Перье. Именно в эти дни особняк Лаффита на нынешней парижской рю Лаффит стал центром этих знакомых всякому французу событий.
Впрочем, и построенный Франсуа Мансаром дворец в Мезон-сюр-Сен тоже много повидал тогдашних либеральных знаменитостей – от Лафайета и Тьера до Бенжамена Констана и Беранже. Политики живали в этих местах и позже – скажем, ультралевый коммунар Жюль Валлес или ультраправый красавец усач Поль де Кассаньяк (в которого без памяти была влюблена Мария Башкирцева).
Жак Лаффит становится в пору Революции представителем партии Движения. Король Луи-Филипп, усевшись на троне, дал ему сначала пост министра без портфеля, а потом министра финансов и президента Совета. Французские историки считают, что внутренняя политика Лаффита отмечена была избытком демагогии, а внешняя – избытком авантюризма. Он был истинным либералом и всегда ратовал за свободу в чужих странах – скажем, в Италии или Польше. В 1831 году он подал в отставку, а в последующие годы и финансовые его дела пришли в упадок. Деньги таяли, как редкий парижский снег, и так же быстро росли долги. Разорившись, он был даже вынужден покинуть свой парижский особняк. Вся Франция собирала ему деньги по подписке, чтобы он смог раздать долги и кончить свой век в особняке на нынешней улице Лаффита, с которой связаны были самые бурные дни его жизни. Здесь он и отдал богу душу в 1844 году, на 78-м году своей яркой жизни. Но за годы, остававшиеся ему от потери министерского поста до перехода в мир иной, он успел немало дров наломать в своем Мезон-сюр-Сен. Испытывая денежные затруднения, он решил поделить великолепный, площадью в 300 гектаров здешний парк на дачные участки и продать их новым дачникам, а с целью получения дешевых стройматериалов, потребных для строительства вилл, этот французский Лопахин (если помните, именно так звали в пьесе Чехова энергичного губителя вишневого сада и дачестроителя) велел разобрать старинные конюшни, построенные Франсуа Мансаром. Он приказал также засыпать ров перед замком. В благодарность французские граждане, уже некогда спасшие банкира от потери его парижского особняка, с открытием в 1843 году станции железной дороги близ дачного поселка Мезон-сюр-Сен переименовали поселок в Мезон-Лаффит. К тому времени замком владела дочь Лаффита Альбина, принцесса Московская (точнее, может даже, Москворецкая или Бородинская, титул она получила в результате замужества со вторым принцем Москворецким, Жозефом-Наполеоном: первым принцем Москворецким был, как известно, расстрелянный маршал Ней).
Замок с ущербом для его сохранности переходил из рук в руки. Владел им одно время некий малоизвестный живописец, выпускник петербургской Академии художеств Василий Тильманович Громе, который снес павильоны и, распродавая участки, продолжал жестоко кромсать западные и северные подступы к замку, переносить статуи, ставить решетки и корежить парк, пока не остался от него лишь огрызок между замком и Сеной. Этот пришлый художник-торговец вовсю распродавал участки парка (по 6 франков за квадратный метр), и они были застроены безвкусными, «норвежского» и прочих псевдостилей дачами. Так что если собственные произведения Громе (которые он все же выставлял и в Вене, и в Мюнхене) не сохранились в памяти потомства, то в Мезон-Лаффите его помнят как одного из самых бессовестных спекулянтов. Зато, может, именно его петербургским воспоминаниям обязан Мезон-Лаффит
