— А есть еще, побольше? — не успокаивался он.
— Есть! — хохотнул Паша. — Только это сабля называется.
На Высоцкого надели халат и тюбетейку. Рядом, как по команде, выросло еще несколько торговцев халатами, и каждый предлагал купить у него.
— Этот бэри, в нем нэ жарко будэт.
— Сколько?
— Дэсять рублэй.
— Десять—за два, — показал пальцами Володя.
Татьяна ехала на ослике, держа в руках купленный только что кумган.
— Зачем ты это купила? Это же все новодел, — разглядывая кумган, авторитетно заявил подошедший Паша. — Они просто кидают все это в навоз недели на две, вот он и зеленеет. — Он потер стенку кумгана пальцами. — Вот—вся зелень на руках остается.
Высоцкий, в халате и тюбетейке, задержался около продавца музыкальных инструментов. Татьяна спешилась и вместе с ослом тоже отправилась разглядывать барабаны и струнные.
— Один палка, два струна, — прокомментировал Паша.
Продавец играл на чем-то, похожем на скрипку, не национальную мелодию, а «Старинную французскую песенку» Чайковского. Его слушали и приценивались иностранцы, сгрудившиеся неподалеку.
Татьяна попробовала ударить в большой барабан. Звук получился неожиданно гулким. Ослик покосился на Таню, захрипел и, задрав морду, издал пронзительный крик, напоминающий хохот. От неожиданности Татьяна подпрыгнула, взвизгнула, обняла и чуть не расцеловала осла.
Подлетел возбужденный Кулагин:
— Есть то, что надо, но я чего-то не пойму...
Володя, Татьяна и дедушка с осликом отправились вслед за Севой, вокруг которого уже кружил коршуном продавец ковров.
— Вэревкой завязать?
— А чего так дорого?
— Ти хороший чэловэк — двэсти пятьдэсят отдам.
Володя раскатал ковер и внимательно осмотрел. Ковер был большой, три на четыре, малиновый. Неожиданно Володя взял Кулагина под руку и повел прочь.
— Володь, я же этот хотел! — вырывался Кулагин.
Не обращая внимания, Володя остановился возле другого торговца и начал кричать, постепенно добавляя в речь узбекский акцент:
— Вот, сматри! Ничего говорить не буду, сам видишь! Лючше нет, бери и уходи!
Продавец с веревкой в руках, уже нашедший как будто покупателя в лице Севы, расстроился:
— Э-э! Ви кто такой? Ви откудэва?
— Ми? А ми из колхоза «Зэлений луч»! — не унимался Володя. — Слихали? Э-э! Всэ иди сюда. Бэри мой ковра—всю жизнь мэнэ поминить будэшь...
Люди вокруг останавливались. Они смотрели на странного «торговца» в халате и тюбетейке, но совсем не похожего на местных.
— А это сколько стоит? — решил подыграть ему Сева.
— Сто рубелей, и часы свой давай снимай!
Продавец с веревкой, ничего не понимая, взмолился:
— Э-э! Алла!
— На нэго нэ смотри даже. — Володя поймал кураж. — Двэсти пьятьдэсят дашь мэнэ — три забирай!
Продавец оторопел.
— Он обманивает тэбе, — он схватил Севу за рукав, — это нэ твоя ковра!
— Это нэ мой ковра?! А чей?! ТЪой?!
— Его.
Человек с веревкой указал на растерянного конкурента, чьими коврами теперь «торговал» Высоцкий.
— Щаз куплю — мое будэт! Сколько, брат, за все?
Растерявшийся узбек поскреб голову — он не
ожидал такого предложения — и начал в уме прикидывать.
— Бэри, пока я нэ пэрэдумал... — продолжил игру Володя.
Первый продавец, с веревкой, потянул Севу к своему товару.
— Ето сумагцедщий какой-то! Идем, двэсти отдам!..
— Сто восемьдесят! — начал торговаться Сева.
— Э-э-э!
— Давай?
— Э-э-э! Шайтан!
— Давай? — Сева решил закончить торговлю. — А то у него возьму!
—Хай, ладнэ! — сдался продавец и покосился на улыбающегося Володю, стоящего в окружении толпы зевак. — Эх! Шайтан!
Все наблюдавшие за этой сценой продавцы и зеваки дружно захохотали и захлопали.
* * *
По пешеходному мосту от рынка шествовал ослик, на котором лежал свернутый в трубочку ковер и связанные за углы подушки. За ослом двигалась вся уставшая от жары компания: Нефедов с огромным ножом, Леонидов с кумганом и арбузом, Татьяна в платке-юбке, Кулагин с большим керамическим блюдом и еще какой-то мелочью.
— Что мрачный такой? Не понравилось? — обняв Пашу, спросил Володя.
— Да у меня касса вся с собой! Чего я с вами поперся?
Володя пощупал сверток, закрепленный на поясе Леонидова:
— Эх, знать бы! Мы бы развернулись!..
— Володь, у тебя номер большой, давай тебе все свалим?..
К полудню жара раскалила асфальт, в котором вязли каблуки Татьяны. Процессия остановилась около фонтана. Там резвились детишки, брызгали друг на друга водой. Татьяна опустила руки в струю и, перекрыв ее случайно, облила детвору. Дети заверещали и в ответ направили струю на Таню. Тут уж все принялись поливать друг друга без разбора.
Досталось всем, и только Паша успел отскочить, отряхивая джинсовую французскую рубаху. Радостно смеясь, Таня залезла по колено в фонтан. Она размахивала руками, отгоняя детей, бросившихся за ней в воду. Поднялся дикий шум и крик. Улыбаясь, смотрел Володя на эту картину. По его лицу стекали капли воды, словно слезы.
* * *
На окраине Бухары у обочины трассы, ведущей в аэропорт, стояли две служебные «Волги». Изредка мимо в обе стороны проносились автобусы и грузовики. Михалыч и Серый пиджак, отойдя от машины метров на тридцать, негромко беседовали. Изнывающие от жары оперативники наблюдали за ними из машины.
—...Я тебе не помощник, — продолжал разговор Михалыч. — Свою работу я сделал. Исраилов — сдрейфил. Шум в республике, бабаи все вдруг на концерты потянулись, фамот наготовили, подарков... В общем, мне сказано — никаких действий. Я человек подневольный, разбирайся с Исраиловым.
— Витя, говорю тебе то, чего говорить нельзя. На Политбюро утвердили предолимпийскую программу. Ты понимаешь уровень?
— Так и хорошо. Я-то тут при чем?
— Ты — ни при чем! Я — при чем! Я ответственный, чтобы Высоцкий не просто участвовал, а так, как нужно, участвовал! Вот скажи, ты, когда с Ивлевой работал, не думал, что через нее можно на него давить?
— Думал.
