развития Государственного музея-заповедника М.А. Шолохова, в Плешакове предстоит воссоздать дом литературного героя. В хутор, который связан с детством писателя, откуда начал пробиваться родничок творчества великого летописца, намечается проложить для туристов маршруты.
Много мы говорим об одном из прототипов Григория Мелехова – Харлампии Ермакове, о том, что Шолохов использовал его служивскую биографию. Но ведь Ермаков не был в банде, если грубо следовать по схеме. Может, как уверяет краевед И.И. Федоров, есть третий прототип Григория? Матвеевские старожилы, плешаковцы помнят отважного казака, в прошлом потешника – конокрада, Василия Федорова. Ему пришлось, как и Григорию, послужить и у красных и у белых – и всеми он был недоволен, и всюду видел «неправильный жизни ход». А кончил тем, что с остатками банды Фомина скрывался в лесу недалеко от хутора Рубежного, куда переехали Шолоховы в конце 1919 года.
Здесь, в Рубежном, Шолохов впервые услышал о жителе хутора Якове Фомине, в прошлом красном командире, а затем перешедшем на открытый бандитизм. Тут все знали Попова Филиппа Андреяновича, который руководил сотней рубеженских повстанцев, и впоследствии писатель, несомненно, многое заимствовал из его рассказов для создания образа Григория Мелехова. Это он, Попов Филипп, скакал на коне в Плешаков, чтобы удержать сестру, Марию Дроздову, от самосуда над Сердиновым и его товарищами.
Переезд к Поповым ничего хорошего не обещал, поэтому Шолоховы переходят на квартиру к Максиму Воробьеву, семья которого не принимала участия в мятеже.
Дом Воробьевых стоял почти на краю хутора. Именно тут и запомнился Мише Шолохову крутой «восьмисаженный» спуск к Дону.
Старинный казачий хутор Рубежный расположен на грани двух станиц, оттого, наверное, и название его пошло. С юга он защищен крутой возвышенностью, переходящей в степь, с запада – высокой Шутовой горой, с востока – меловым увалом Венцы, а на севере, сразу за – стремя Дона.
Александр Михайлович давно заезжал в хутор к Попову Филиппу Андреяновичу, еще когда жил в Кружилине и в Каргине. Нередко брал он с собой и Мишу, который вскоре познакомился со своими сверстниками: Павлом Кузнецовым, Василием Ивановым, Матвеем и Николаем Поповыми, Стефаном Воробьевым.
В хуторе Калининском уже несколько лет я знаком с краеведом Иваном Ивановичем Федоровым, и попросил его записать для музея воспоминания рубеженских старожилов, и вот теперь, с его разрешения предлагаю их:
Попов Николай Данилович, 1906 года рождения, житель хутора Рубежного:
– 1919 год. Верхнедонской мятеж. В это смутное время и переехали к нам в Рубежный Шолоховы. Сперва прибыл к моему дяде Попову Филиппу Андреяновичу один Миша, пожил немного и перешел с согласия старших к Воробьеву Максиму Ивановичу. Вскоре Александр Михайлович с Анастасией Даниловной тоже переехали к Воробьевым и перевезли кое-что из имущества. В основном то, что было дорого Александру Михайловичу: на удивление всем, привез он 116 лохмоногих кур и около сотни бисерных цесарок и оберегал их так, что готов был заплатить соседу за петуха, чтоб он не залетал к его курам. «Ты убери его, – говорил он, – а то он мне чистопородность кур испортит».
Мишиных сверстников у нас в хуторе было много: Павел Кузнецов, Василий Иванов, Стефан Воробьев, Филипп Кузнецов да мы с братом Матвеем. Дружили мы еще до этого, когда Шолоховы приезжали в Рубежный в гости или на рыбалку. А иногда Миша приезжал один.
Помню, приехал он как-то попутно с казаками, остался порыбалить, а вечером ему надо было ехать домой. Но пошел сильный дождь, и я поленился его везти.
«Бери, – говорю, – старую кобылу и езжай, а там уздечку сымешь и пустишь. Она сама домой придет».
Домой-то лошадь ходила, но имела дурную привычку: как зайдет, бывало, в воду, так и ложится на бок. А я забыл предупредить его об этом.
Прошло полчаса, как Миша уехал. Смотрим – идет кобыла вся мокрая и с уздечкой. Испугались мы, оседлали лошадей с отцом и поехали седока искать.
…Подскакали к Кривому логу, а вода гудит в нем, как весной. Смотрим, идет Миша уже из леса – весь слипся, в тине. Посадили мы его на коня и повезли к себе домой.
Обмыли, обстирали, и только тогда он рассказал нам: «Подъехал к Кривому и хотел уже возвращаться – поток был слишком сильный, – но лошадь сама пошла в воду. А как только дошла до середины, – так и легла».
Лошадь-то после вскочила, а Мишу покатил поток до самого леса. Только там он ухватился за кустарник и вылез из воды.
После этого случая, когда мне приходилось бывать у них в Плешаках (я часто ездил к ним на мельницу за дегтем, а Шолоховы жили у моей тетки Марии Андреяновны Дроздовой), я все избегал встречи с Мишей: думал, обиделся. Но он не упрекнул никогда, только спросит, бывало: «Ты не на той кобыле приехал? А то дай, я поведу ее напою».
Кто из родственников принимал участие в мятеже? Все! Павел Дроздов, муж моей родной тетки, командовал повстанцами в Плешаках, но не долго. Его сразу убили в Вилтовом буераке. Дядя, Филипп Андреянович, – в Рубежном. Тогда-то командиров не назначали, а выбирал народ. А дядя был уважаемым в хуторе человеком. Тетка Мария Андреяновна убила Сердинова, когда узнала, что он убил ее мужа Павла Дроздова. Отец тоже был в восставших. Так что перечислять не стоит. Троцкий приказал всех нас уничтожить как класс, – все и пошли в восставшие.
Я всю жизнь удивляюсь: как могло случиться, что Сердинов Иван и Дроздов Павло – соседи, кумовья, – ранее жившие за одну семью, вдруг стали врагами и уничтожили друг друга.
Страшное дело – смута простого народа.
Расстегаев Виктор Степанович, 1927 года рождения, проживающий в хуторе Рыбном:
– Мой дед по материнской линии, Попов Филипп Андреянович, был коренной житель хутора Рубежного, 1876 года рождения. Дожил он до 78 лет и погиб в дорожной катастрофе.
До революции дед имел какой-то чин и награды, но никогда не рассказывал об этом.
Александр Михайлович Шолохов издавна дружил с Филиппом Андреяновичем. У деда Шолоховы бывали часто всей семьей, когда жили еще в Кружилиие, а в мятежный 1919 год жили первое время у него в доме.
Дед после возвращения с действительной службы занимался сельским хозяйством. Был он хорошим столяром, кузнецом, бондарем, слесарем, потому и обращался к нему Александр Михайлович за помощью по ремонту мельницы.
Голубева Ксения Даниловна, 1902 года, х. Лебяжинский:
– Жила я до 18 лет в Рубежном, а потом меня замуж выдали. Помню, Шолоховы не долго жили у Стефана Максимовича Воробьева. Дом-то у него стоял под жестью. В семье, значит, было две бабки, жена Стефана, Феврония Филипповна, и сын. И все в доме размещались.
Рядом с домом стояла старая связь8 – в ней и жили Шолоховы.
Воробьева Ульяна Максимовна, 1914 года рождения:
– Те годы, когда у нас жили Шолоховы, помню смутно, по рассказам родных тоже могу о них сказать. Правда, в старину, с нами, с бабами, разговаривали мало – не доверяли.
Хоть мне и было пять лет, помню отца Воробьева Максима Ивановича, помню брата отца Воробьева Тимофея Ивановича – Щукаря шолоховского.
Мой брат Воробьев Стефан Максимович дружил с Михаилом Александровичем, но его давно уж нет…
Жили у нас в 19-м году Миша Шолохов и моя двоюродная сестра Фекла Васильевна Куликова.
Потом приехали к нам и Мишины родители и привезли с собой породистых кур и цесарок.
Из хутора Волоховского к Воробьевым приезжал брат Максима Ивановича – Тимофей Иванович, по прозвищу Чибис, пустобрех. И когда он начинал свой очередной рассказ, то не только ребята, но и взрослые слушали его байки.
Рассказывал Тимошка и о том, как он попался деду Гераське на крючок, после чего волоховского чудака стали звать еще Щукарем.
Потому старожилы и поныне утверждают, что прототипом Щукаря из «Поднятой целины» был именно
