подальше… Землей мы не поступимся. Промеж себя казаков землю переделим, помещицкую заберем, а мужикам, давать нельзя» (II. С. 201–210).
Так ли это? Это – программа не Подтелкова, это программа донского кулачества. Слова Подтелкова на совещании в Новочеркасске:
«Мы хотим ввести у себя в Донской области казачье самоуправление… народ и так ужасно наполнился гневом… зачем вы приютили на казачьей земле разных белых генералов? Через это большевики и идут войной на наш тихий Дон… Не верю я, чтобы войсковое правительство спасло Дон. Какие меры применяются к тем частям, какие не желают нам подчиняться… скажите мне: кто порукой за то, что войсковое правительство отстранит гражданскую войну»… (II. С. 254).
Итак, большевики – внешняя сила, которая идет войной на «тихий Дон», но «внутри» Дона большевиков нет. Это неверно, товарищи. А эти слова: «Какие меры применяются к тем частям, которые не желают вам подчиниться?» В чем он упрекает Каледина? В том, что Каледин не умеет распорядиться частями против большевизма.
Что ни слово, то путаница, и совершенно ясно говорится, что Подтелков борется с Калединым именно потому, что из-за Каледина большевики придут на Дон. Нелепейшая, неверная постановка вопроса! Донревком, Подтелков и Кривошлыков фактически примыкали к большевикам, фактически вместе с большевиками работали, и ясно, что в таком виде они не могли ставить вопроса. А по Шолохову, получается так, что и Каледин против большевиков и Подтелков не хочет, чтобы большевики «пришли» на Дон.
Подтелков говорит: «Передайте власть Ревкому, и большевики прекратят наступление». А программа войскового правительства изложена так:
«Правительство заявляет, что в устройстве местной жизни может принимать участие лишь местное население, а потому оно считает, выполняя волю Круга, необходимым всеми мерами бороться против проникновения в область вооруженных большевистских отрядов, стремящихся навязать области свои порядки. Жизнь свою должно устроить само население – и только оно одно.
Правительство не желает гражданской войны, оно всеми мерами стремится покончить дело мирным путем, для чего предлагает военно-революционному комитету принять участие в депутации к большевистским отрядам.
Правительство полагает, что если посторонние области отряды не будут итти в пределы области, – гражданской войны и не будет, так как правительство только защищает Донской край, никаких наступательных действий не предпринимает, остальной России своей воли не навязывает, а потому и не желает, чтобы в Дону кто-нибудь посторонний навязывал свою волю» (II. С. 257–258).
По словам Подтелкова и документам, которые приводит Шолохов, выходит, что и Подтелков и Каледин шли к одной цели, а между тем донбассовская красная гвардия – это вовсе не «посторонняя» сила, а где же казачьи отряды, которые были в красных частях, казаки-партизаны? Это не «внешние силы». И если Шолохов берется нарисовать это явление, то он должен сказать то, что было, а у него получается совсем другое. По Шолохову, получается, что большевики – внешняя сила, а донбассовские шахтеры? Это что? Это тоже – Дон, но Шолохов искусственно делит Дон на две части: казачий Дон и неказачий Дон. С точки зрения Шолохова, конечно, пролетариат на Дону – чуждый, пришлый, неказачий, но это неверно (Макарьев: – Что же Донбасс – «тихий Дон?»). Я приводил замечание, высказанное в 1884 году, Номикосов в этом случае радикальнее тебя был. Будущее, говорит он, принадлежит на Дону машине.
Между прочим, Шолохов говорит, что было нечто общее между Подтелковым и Калединым – зипунная броня Подтелкова, а с другой стороны, непримиримость и нежелание идти на уступки Каледина. Это ясно чувствуется и в процессе переговоров, и в финале борьбы между Калединым и Подтелковым. Какой же финал Каледина? Его слова: «Положение наше безнадежное» и т. д. Дальше следует самоубийство Каледина, которого население не поддерживает. Финал Подтелкова – его казнят казаки, и его тоже, как видите, население не поддерживает. Таким образом, гибнут, по концепции Шолохова, и Листницкий, и Бунчук, и Каледин, и Подтелков. Впрочем, Листницкий остается жив и, может быть, вынырнет.
С точки зрения Шолохова, расправа над Подтелковым нарисована так, что действительно получается нечто вроде суда. Вы помните, что одним из важных обвинений Григория Мелихова против Подтелкова было то, что последний рубил офицеров Чернецова и других без суда. А инсценировку подлейшего суда над Подтелковым Шолохов изображает так, будто бы это был настоящий суд. Когда вы сопоставляете слова Бунчука о том, что он расстрелял казаков с мозолистыми руками и казнь его и Подтелкова, то вы приходите к нехорошему заключению.
Расправу оголтелой контрреволюции над подтелковцами Шолохов рисует в виде суда, и не какого- нибудь суда, а народного суда. Председатель суда Попов – добродушный, сытый, довольный собой и окружающим человек. Смертной казни якобы требовали представители хуторов. Смертный приговор, по Шолохову, подписывали «мозолистые, вороново-черные пальцы». Один неуверенно водил ручкой, «потея и хмурясь от напряжения, другой высовывал язык». Таким образом, по Шолохову, была не расправа, а суд людей с мозолистыми руками. Так, по Шолохову, расплатился «предатель родного края», который хотел «уничтожить казачество». По Шолохову, выходит, что обмануты были не белогвардейским офицерством и кулачьем вольные или невольные соучастники казни Подтелкова, а казаки-подтелковцы были обмануты Подтелковым. Бунчук уничтожал казаков с мозолистыми руками, казаки с мозолистыми руками уничтожали Бунчука, а не белогвардейское офицерство, которое водило этими руками. Так восстанавливается, по Шолохову, справедливость!»
Шолохов устами Григория услужливо напоминает читателю об уничтожении без суда офицеров:
«– Под Глубокой бой помнишь? Помнишь, как офицеров стреляли… По твоему приказу стреляли. А? Теперича тебе отыгрывается. Ну, не тужи. Не одному тебе чужие шкуры дубить. Отходился ты, председатель московского Совнаркома. Ты, поганка, казаков жидам продал. Понятно? Ишо сказать?» (II. С. 411).
Христоня умывает руки:
«– Пойдем, стало быть, к коням. Ходу. Нам с тобой тут делать нечего» (II. С. 411).
Казнь Подтелковым офицеров – расправа, казнь казаками Подтелкова – возмездие, – такова установка автора.
Зачем он напоминает эту сцену читателям? Эта сцена написана художественно, с большим умением. Для чего? Для того, чтобы напомнить расправу с офицерами. Казнь Подтелкова Шолохов дает языком почти репортажа, а избиение офицеров описывает так, чтобы вызвать у читателя сочувствие.
Трагическое для автора не в том, что вместе с гибелью экспедиции Подтелкова погибли первые ростки диктатуры пролетариата на Дону, а в том, что «…в Пономареве пыхали дымками выстрелы: вешенские, каргинские, боковские, краснокутские, милютинские казаки расстреливали казанских, миулинских, раздорских, кумшатских, баклановских казаков» (II. С. 411).
Это разве классовая борьба? Ведь на Дону мы видим классовую борьбу. Как же представляет это себе Шолохов? У него вешенские и прочие казаки расстреливали раздорских и иных казаков.
Гибель экспедиции Подтелкова дана не как захват окруженных со всех сторон озверевшим и обманутым казачеством, во главе с офицерами, немногочисленных бойцов экспедиции, а как крах тех идей, за которые Подтелков боролся. За Подтелковым следовала лишь «незначительная» часть команды. Когда Бунчук пытался убедить казаков прорваться с боем к железной дороге, то он получал следующий ответ:
«– Иди воюй, Аника, а мы с родными братьями сражаться не будем.
– Мы им и без оружия доверяемся.
– Святая пасха, а мы будем кровь лить» (II. С. 392). Все эти моменты выпячены, конечно, не случайно. Связь между казаками, как родными братьями, побеждает ту классовую борьбу, которая происходила на Дону. Движение против Подтелкова и против большевиков автором изображено, как казачье движение мигулинских и прочих казаков, а на самом деле это движение было организовано донским дворянством вместе с германским империализмом.
К Шолохову или к кому бы то ни было, поскольку он касается истории и хочет осветить исторические события, мы вправе предъявить требование, чтобы он придерживался исторических фактов. Что происходило в этот период на Дону? Почему здесь были свергнуты советы? Основным моментом было наступление германских войск. Офицеры организованно разъехались по всему Дону, организовали «Советы обороны», объединяли кулацкую часть казачества и потом обрушились на красногвардейские отряды. Здесь не «казачество» стихийно поднималось против «большевиков», это не всенародное казачье восстание, а
