Лёхин похолодел. Кажется, он знал, что за привидения стоят сейчас вокруг неподвижного тела Соболева.
- И вот он как будто бы плачет и плачет… А потом говорит: за что? За что, мол, вы меня убиваете? Хоть, говорит, скажите - за что…
Лёхин коротко пересказал Павлу услышанное от Вавилы и только хотел сказать домовому - мол, продолжай свою историю, как сыщик вдруг спросил:
- Лёхин, прости. Но ты не слишком сильно воспринимаешь то, что рассказывает Вавила? Только он начал говорить, ты даже в лице изменился. Ты уже что-то знаешь? Не поделишься?
- Павел, я верю: всё, что ты услышишь, дальше тебя не пойдёт. - Лёхин помялся и продолжил: - Но всё равно поклянись, что этой истории никто больше не услышит. Это не моя история, но, думаю, тебе тоже стоит её знать. Пусть даже коротко. Поклянись.
- Клянусь, - серьёзно сказал Павел.
- Правильно-правильно, - закивал домовой. - Ежели сей сыскарь будет знать, быстрей найдёте.
Лёхин метнул на него недоумённый взгляд, но, снова обращаясь к Павлу, объяснил:
- Тебе придётся поверить мне на слово. Поскольку профессор отопрётся от всего. То дело в августе, с которым мне пришлось работать, было крепко связано с профессором… Как раз в тот месяц тебя наняла моя Бывшая Жена проследить за мной. А ровно год назад, в прошлом августе, Соболева убили.
Павел недоумённо подвигал бровями, словно что-то прикидывая. Лёхин с надеждой посмотрел на него, а потом вздохнул и поскрёб в затылке.
- Павел, прими как факт, что профессор был убит год назад, но возвращён к жизни кое-кем, кого призвал из иного мира.
- Обалде-еть… А почему я должен это принять как факт?
- Потому что это долгая история, а времени рассказать в деталях маловато. Вавила, что было дальше?
- А потом пробудился хозяин, встал. Походил-походил немножко да взял со стены свои сабли кривые - и вот те крест! - лёг спать, положив оружье-то рядом с собою. Вот ей-ей, правду говорю! А уж под утро проснулся, а я к нему зайти не могу. Не пускат меня к нему - и всё. Я и так и этак - всё равно не пускат. Ну, я подождать решился и слышу: хозяин вроде что-то поёт.
- Что?! - не выдержал Павел.
- Ага, поёт, - подтвердил Вавила, когда Лёхин переспросил его, уточняя. - Тако тягу-уче! Вроде как ворожбой занялся. И словеса-то такие торжественны! А как допел - так оделся и убежал.
- Что?! - теперь ахнул Лёхин.
- Ты, Лексей Григорьич, как будто не слушаешь меня, - обиделся домовой. - Говорю тебе - ушёл! И так и не приходил больше.
- Вавила, а ты не заметил - оружие он с собой взял? - напрямую обратился к нему Павел.
- Как не взять? Конечно, взял. Обе сабельки свои кривые. Как есть - обе.
10.
Круглая ручка двери в зал завораживала. Нажать и открыть. Войти.
- Ну что, пошли? - будто издалека спросил Павел.
Лёхин вздрогнул. Расцепившиеся Шишики сидели с обеих сторон от домового Вавилы и серьёзно таращились на него. А он придумывал одну причину за другой, чтобы не входить в зал, а затем в комнату Соболева. Особенно нравилась ему одна причина: если профессор смог уйти, оставив призраков из сна в квартире, не насядут ли кошмары Соболева на него, на сонного, готового в любой момент свалиться и уснуть глубоким сном? Вопрос риторический. Стороной Лёхин понимал, что он просто тянет время, чтобы в очередной раз не ощутить, как давит на плечи и на голову колючий груз незримых ладоней.
- Лёхин, ты чего?
А домовой пригорюнился, глядя на дверь. Кажется, ему-то очень хотелось войти в зал и поглядеть, что там, во вверенном его заботам помещении, творится.
Встряхнув оцепенение, Лёхин встал. Кругляш на двери превратился в ненавистного врага. Как Лёхин не убеждал себя, что всё нормально, ему очень не хотелось даже касаться ручки. 'Да ладно… Это как вылечить больной зуб, - морщась, напомнил он себе, - чем быстрее через это пройдёшь, тем быстрее освободишься'.
- Не заходи, - предупредил он Павла. - Тут будет потяжелее, чем в палате или в комнате Даши. Я сам сначала посмотрю.
- Но мне интересно, - почти шёпотом возразил сыщик. - Если почую, что что-нибудь не так, сразу сбегу.
С трудом заставив себя коснуться ручки-набалдашника, Лёхин открыл дверь, но дальше, в зал, не пошёл. Он-то думал проверить личную комнату Соболева, но содержимое зала остановило немедленно. В осенних солнечных лучах странно было видеть шесть с трудом различимых фигур, сидящих за круглым столом в середине комнаты, словно в ожидании обеда. Они оказались не такими большими, как опасался Лёхин. Обычного человеческого роста. Теперь-то, чтобы разглядеть их, он переступил порог и зашагал к столу, насторожённо всматриваясь в каждого и невольно окунаясь в события такого памятного августа.
Первым он узнал Рыжего, хоть тот и сидел спиной. Ничего удивительного. Его бритая голова к моменту смерти обрастала шевелюрой и уже тогда, как сейчас, на солнце, светилась всеми оттенками от тёмно- оранжевого до жёлтого. Лёхину вспомнилось, как ввалился со зверюгой в обличие Рыжего в собственную квартиру, напугав приятеля. Олег тогда на полном серьёзе думал, что коллега убил человека. И был изрядно ошеломлён, когда 'человеческое тело' начало стремительно таять в чёрную жидкость, от которой до хруста сплавился новый палас на полу.
Бугай. Всё в той же спецовке на голое тело и в широченных чёрных джинсах. Его нетрудно вспомнить по могучей спине. Когда-то давно он, наверное, занимался тяжёлой атлетикой, а потом резко бросил её. Вот и раздался вширь… Лёхин внимательно оглядел его. В том странном месте, где архитектура словно сошла с ума, именно Бугай вытащил дубинку с выскакивающим лезвием-заточкой… Сейчас при нём дубинки нет. Значит, так и останется ненужной загадкой, принадлежала ли та дубинка настоящему Бугаю, или зверю Иного в его личине.
Шкет. Шкелетик. Мешок с костями. Взгляд наивного пацана, а ведь (Лёхин вгляделся в костистое лицо) в момент смерти на той остановке ему уже было за двадцать… В памятной драке, когда Лёхин от компании преследователей пытался уйти по лестнице, Шкет всем весом повис на его ногах, погрузив в стопу громадные когти. Лёхин потом даже не хромал, но тупая, ноющая боль преследовала долго.
Паук. Точно вцепившись в его ухо, так и висит на прежнем месте серьга-паучок. Самый хитрый и подлый из всей компании. Лёхин подозревал, что он компанией и командовал. Это он подбежал к Соболеву на остановке и первым ударил его, сбивая с ног, перед тем как навалиться на беззащитного человека всей шаблой. Это он (казалось Лёхину), а не зверь Иного в его личине придумал ударить профессора в подвалах вечной стройки, чтобы унести в своё пространство человека, владеющего способностью открывать порталы Иного.
Последние двое не были чем-то примечательны. Разве что от обычных людей отличались общей для всех шестерых меткой - бритыми головами.
Гостями, приглашёнными, но забытыми хозяином, они сидели и оцепенело смотрели на обычную лёгкую куртку, брошенную на середину стола.
Лёхин пытался понять, что перед ним: обычные призраки, нашедшие своего невольного убийцу, или призраки, вызванные странным явлением. Тем явлением, что по всему городу погрузило людей в состояние, близкое ко сну, вызвав, как побочный эффект, из спящих их самые сокровенные страхи, если верить Павлу.
Вопросов оказалось больше, чем ответов.
