шерстинке разобрали.
— А мы, — кричали другие, — а мы Липкиной матери всё бельё переполоскали.
Шура сияла.
— Ребятишки, тише, тише! — кричала она. — Хороший сбор сегодня был? Правильный? Интересный?
— Очень! О-чень!
— Ну вот слушайте, что я теперь скажу. Теперь в классе надо разузнать, кому из неорганизованных помочь надо, и в следующий день труда к ним пойдём. Понятно? На той неделе. А потом собрание устроим. Ясно? Завоюем школу, ребята. Сообразили?
А на другой день в школе произошла новая история.
Первый урок была физика. Вошла учительница, которую мы прозвали Филя Молекула. Она была быстрая, низенькая и толстенькая. Филя Молекула открыла журнал и близко-близко приставила его к глазам. Она была близорука.
— Вызывать будет, — шепнул Ванька. Выучил?
— Факт, — прошептал я.
В это время мне передали записку. Я развернул — там было написано: «Товарищи, очень многие сегодня не приготовили урока, давайте отказываться отвечать Филе; если весь класс откажется, никому неуда не будет. Распишитесь».
Я со страхом стал разбирать фамилии подписавшихся. В записке было несколько пионерских фамилий. Прошла она только по первому ряду? Или по всем рядам? А Филя Молекула уже начала вызывать.
— Смирнова, к доске! — сказала она отрывисто.
Смирнова, одна из лучших учениц, встала, покраснела как рак и прошептала:
— Анна Ефимовна, я отказываюсь.
— Странно! — Филя пожала плечами и вызвала Мерзлякова.
— Отказываюсь, — буркнул он.
— Да что это с вами? — произнесла Филя. — Удивительное дело. — И она выкликнула Мотьку.
— А? Я здесь. К доске? — спросил Мотька, точно не слышал. И он вдруг не пошёл, а покатил между партами: левой ногой он расподдавался, а к правой у него был привязан роликовый конёк. Конёк страшно шумел. Мотька лихо вылетел из прохода, промчался на одной ноге вокруг доски и остановился. Класс сначала обалдел, а потом все так и загоготали как гуси.
— Шикарный выезд! — крикнул Мерзляков.
Филя Молекула побагровела.
— Садитесь! — крикнула она. — Стыдно!
Мотька скорчил недоумевающую рожу и развёл руками.
— А я-то на всех парах летел, — сказал он. — Ну что ж, как хотите. — И он снова расподдался, грохоча объехал вокруг доски и подлетел к своей парте. У самой парты он споткнулся и упал. Нога с коньком закачалась над партой, на коньке ещё вертелись ролики. Класс едва утих.
— Стыдно, стыдно! — сказала Филя отрывисто. — Вы хотите сорвать урок. И это в классе, где есть пионеры?!
— Пионеры тоже отвечать не будут, — злорадно крикнул Мерзляков.
Тут меня точно кипятком обварили. Я выскочил.
— Не ручайся за пионеров, — сказал я громко. — Пионеры урок знают и отвечать будут.
Я сел и стёр с лица горячий пот. Класс замолчал, и только какая-то девчонка-песталоцка прошипела: «Ну и выскочки эти пионеры».
— Вот это правильно… Это по-пионерски, — сказала Филя Молекула и вызвала Ваньку.
Я опасался за него, но Ванёк как раз хорошо знал то, что спрашивала Филя.
— Отлично, — сказала Филя, щурясь. — Тема усвоена отлично. И она вызвала меня.
Но я не успел ответить, как прохрипел звонок. Филя засеменила к двери и по дороге выронила свою записную книжечку. Я схватил книжечку и догнал учительницу.
— Анна Ефимовна, потеряли… Возьмите.
Она так приблизила своё лицо к моему, что чуть не клюнула меня носом.
— Спасибо, голубчик, — сказала она. — Вот вы какие, пионеры, добрые, славные.
— Ну уж… — Я повернулся. Но Филя Молекула ухватила меня за рукав.
— Послушай, — сказала она, — может, вам нужна преподавательская помощь? Я с удовольствием… Давайте кружок какой-нибудь. Например, по изучению авиации.
— Авиации? Про аэропланы? Я скажу отряду, скажу, — воскликнул я и вырвался от Фили. Из класса шёл страшный шум.
В классе у доски стояли пионеры, а на них наскакивали песталоцы. Алексеев и Мерзляков орали громче всех.
— Предатели! — пищал Алексеев. — Иуды! Иуды!
— Христосик объявился, — отвечал Сашка. — Морда кирпича просит.
— Нам из-за вас, холуев, неуды поставили, — визжал Мерзляков. — А мы — гордость класса.
— Это ты-то гордость класса? Закройся! Балда!
— Вот тебе за балду, пимокат проклятый!
— А, ты драться, ты драться! Ребята, держите его!
И через минуту всё замелькало перед моими глазами: зелёные блузки пионеров, чёрные форменки, ситцевые рубашки в горошинку. Доска встала поперёк класса, учительский столик опрокинулся кверху всеми четырьмя ножками. Алексеев выл и прыгал, как горилла, Мерзляков сжал побелевшие губы и совал кулаками направо и налево. Мотька дико свистел, носился по классу на роликовом коньке и подставлял ножку то песталоцам, то пионерам. Я бросился расталкивать сцепившихся ребят, но наперерез мне кинулся Мерзляков и толкнул меня в грудь так, что я упал и застрял в парте между пюпитром и сиденьями. Выкарабкиваясь, я увидел Женьку. Он стоял на парте и хлопал классным журналом по головам песталоцев. Тут от двери закричали: «Заведующий, заведующий!»
Все сразу побежали по местам.
XVI. НАШИ СОЮЗНИКИ
Так мы «сорвались». Мы знали, что о драке узнает Шура; мы уже представляли, как она сморщится, точно ей больно, как будет качать чёрной головой и говорить: «Ребятишки, что ж это вы? Как же это вы, пионеры», и потом будет говорить обидные, правильные слова.
И мы решили провести собрание у нас в классе до сбора, чтоб хоть как-нибудь загладить свой проступок. Накануне мы целый вечер сидели у меня и рисовали плакат.
Мы извели на плакат все краски, которые у меня были, и плакат получился цветистый как павлин.
Звено первого городского отряда им. Спартака
«Красный Гамбург»
объявляет, что сегодня, после шестого урока, состоится общее собрание учеников пятой группы, ещё звено «Красный Гамбург» расскажет про жизнь пионерского отряда и т. д.
Вот что было написано на плакате.
Уж давно все спали. Мы возились с плакатом на кухне и говорили шёпотом.
— Ребята, нескладно как-то вышло, — сказал я, — два раза «отряд», два раза «звено Красный Гамбург»…
— Ничего, сойдёт, — бормотал Ванька.
