— Конечно пойду… Как же вы без преподавательской помощи?.. Ну, иди, иди в класс — звонок уже был.
— Не хочется, Анна Ефимовна. Знаете, мы, наверно, поедем в Германию… Поедете с нами?..
В класс я вошёл как в тумане. На доске висела знакомая карта Германии. Около неё шумела куча ребят. Женька печально стоял сбоку и слушал.
— Ну вот тебе Рур, вот Саксония, вот отсюда движутся войска рейхсвера, — горячо говорил кто- то.
— А вот Гамбург. У самого моря…
— А на море-то буржуйские миноносцы…
— Ух, и зададут им рабочие! Утопят буржуев, как у нас в Чёрном море.
— Да уж утопят!
— Учитель идёт, учитель!
— Пускай идёт, язва сибирская…
Географ не вошёл, а подкрался к столику.
Он сиял. Он улыбался. Мы с удивлением глядели на него… В руках у учителя была сложена в линеечку газета…
— Опять митингуете? — спросил он сладким голосом. — Всё митинги, митинги. Ах уж эти митинги, демонстрации, забастовки. Ни к чему хорошему они не приводят.
— А в Германии-то революция! Вот и митинги пригодились… — крикнул кто-то. Учитель расплылся в довольной улыбке.
— А в Германии-то из революции пока ничего не вышло-с, поэтому давайте спокойненько изучать рельеф Саксонии.
— Как «не вышло»? — крикнул Сашка. — Вы… что это?
— А сведения официальные: в Гамбурге восстановлен порядок, — улыбался учитель.
— Какой такой порядок? — беспокойно спросили многие.
— Да уж… такой, — развёл руками учитель. — Восстание по-дав-лено… Понятно?
— Врёшь! — крикнул я, ничего не понимая.
— Вас тоже исключат, как и Доброходова, — спокойно сказал учитель. — Для того чтоб всё-таки вы не мешали вести мне урок, могу прочитать: «Восстание рабочих Гамбурга подавлено. Душегубы социал- демократии обагрили руки в крови рабочих. Рейхсвером и флотом восстание по-да-вле-но… Продолжаются частичные бои в отдельных районах города. Объявлено осадное положение, и введены чрезвычайные суды». Ну? Вы успокоились?
Но я подскочил к нему и вырвал газету. Перед глазами замелькали строчки: «…восстание подавлено, войска двинуты на Саксонию для установления порядка и спокойствия». Пока я читал, ребята тревожно гудели.
— Ну-с? Убедились? Довольно с вас? — ехидничал учитель.
— Русский глазам не верит, — сострил Мерзляков.
Я опустил руку с газеткой и сказал гром-, ко, сквозь шум голосов:
— А вы чего радуетесь, гражданин?
Сразу стало тихо.
— Позвольте, позвольте, — засуетился учитель.
— Рабочих расстреливают, а вы ещё говорите: «порядок наводят». Вы что, думаете, ваша взяла?
— При чём здесь я?.. Официальные сведения.
Но класс снова шумел:
— Коля, правильно! Коля, крой его!
Мотька свистнул в два пальца.
— Ребята, — сказал я, и у меня стало сухо во рту, — это верно, он не соврал, восстание подавлено… Ребята, но ведь это ещё не всё… Это… Вот в тысяча девятьсот девятнадцатом году Спартаки тоже были разбиты… И Карл Либкнехт тогда написал: «Спартаки разбиты… Сабли, карабины и револьверы вновь призванной старой германской полиции, а также разоружение революционных рабочих закрепит это поражение… Под штыками полковника Рейнгардта, под пулемётами и пушками генерала Лютвица произойдут выборы в Национальное собрание… Спартаки разбиты».
— Молчать! — крикнул учитель. — Опять срываете урок.
— «О, оставьте, мы не разбиты, мы не бежали, — продолжал я, не слушая его, — и если они закуют нас в кандалы, мы всё же здесь и здесь останемся. и нашей будет победа». Ребята, вот что Либкнехт говорил. И сейчас надо так, так говорить. А он издевается и радуется!
— Замолчать! — гаркнул учитель. — Будете исключены… Вы не будете учиться…
— Нет, это вы не будете учить, а мы-то уж учиться будем! — крикнул Сашка. — Ребята! Идём сейчас к завшколой. Чего это тут в самом деле контрреволюцию разводит? Ребят всех с толку сбивает. Кольку исключить, Женьку исключить. Это лучших-то наших ребят!
— Правильно! — сказал я. — Идемте!
Сашка, Ванька, ещё двое пионеров вышли из-за парт и стали рядом со мной. Поднялся со своей парты Женька и подошёл к нам, Кешка сорвался с места и побежал за ним. Мотька не мог идти: он завязал на ноге роликовый конёк так туго, что узел не распутывался. Мы прошли мимо онемевшего учителя и испуганных песталоцев и двинулись по коридору к заведующему. Женька шагал рядом со мной.
— Мы на субботник-то завтра пойдём? — спросил он.
— Завтра, Женька, завтра.
— Я флажки завтра принесу, — пробурчал он. — С флажками красивее, верно?
Я только поглядел на него.
— Кольша, — басил Женька, — все и так знают, что ты пионер… А я ещё, однако, записаться не успел. Ты мне завтра дай надеть твой красный галстук.
МЕЧТА
(повесть)
Часть первая
1
Алёша Воронов, подпасок, лежал на поляне лицом к небу и ждал самолёта.
Солнце стояло над самой поляной, чуть поддувал ветер, из недалёкого леса свежо пахло грибами. Грибы росли в темноте и прохладе, они старательно, тихонько пучились из земли, и каждый гриб с великим трудом приподнимал на шляпке сморщенный лист, или кучку хвои, или целый прутик. Рядом осторожно бежал ручей и тоже трудился — перебирал камешки, точил землю. Ботало бродившей лошади таинственно ударяло, потом смолкало, потом опять ударяло, и вдруг слышался за деревьями тревожный стук копыт и ржание: тогда казалось, что конь сказочной красы, огромный, бродит по лесу.
А на поляне важно паслись коровы, вздыхая и жуя; бархатные телята то прыгали боком, то стояли и о чём-то думали, расставив тонкие ножки; бык проходил, тяжко мыча, низко склонив голову к земле, точно искал чего-то.
Ежеминутно, без остановки, всё вокруг трудилось, росло и думало.
Алёшка лежал на спине и ждал самолёта. Прозрачные ниточки и кружочки плыли перед его
