На следующей большой остановке Маяковский внимательно вглядывается в окно:
— В прошлом году мы проезжали здесь в воскресенье или в праздник, утром. Девушки в национальных костюмах танцевали. Вот в этом месте!
— Неужели вы помните точно, именно на этой станции и в этом месте?
— Именно на этой! (
В Казани, как и в прошлом году, театр переполнен.
— Казань не подвела — все пришли, — радуется Владимир Владимирович. — А как здорово слушали поэму![33] Вещь, судя по всему, сделана неплохо. Я пронес ее через десятки городов и десятки тысяч людей, и везде слушали с интересом. Ругня отдельных рецензентов — не в счет. Важно мнение масс.
В номер старинного «Казанского подворья», где остановился Маяковский, началось паломничество… Журналистов и студентов сменили местные и приезжие поэты. Вошел совсем молодой паренек и после робкого предисловия прочел по-марийски «Левый марш».[34] У Маяковского в руках тетрадь стихов. Появляются все новые и новые люди. [35]
Этот большой литературный день лег в основу стихотворения «Казань», которое впервые было напечатано в «Комсомольской правде» 7 июля 1928 года.
Входит татарин:
«Я / на татарском / вам / прочитаю / „Левый марш“ / Входит второй. / Косой в скуле. / И говорит, / а карманах порыскав: / „Я — мариец. / Твой / „Левый“ / дай / тебе / прочту по-марийски“. / Эти вышли. / Шедших этих / в низкой / двери / встретил третий. / Марш / ваш — / наш марш. / Я — / чуваш, / послушай, / уважь. / Марш / вашинский / так по-чувашски…»
В начале пятидесятых годов по пути из Казани в Саратов у меня произошла смешная встреча.
В одном со мной купе оказался мужчина внушительного вида, с необычным багажом: несколько сот книг. Разложив свои пачки, он глубоко вздохнул:
— Эх, теперь хорошо бы заиметь интересного собеседника! (Нас было двое.)
— Это покажет будущее, — заметил я.
Слово за слово. Оказалось, что мой сосед едет из Чебоксар в Ульяновск, куда и везет чувашские книги.
— Это не сочинения Белинского и Гоголя, — улыбнулся он, — и я не знаю, понесут ли их с базара. Но чувашей вокруг Ульяновска не меньше, чем в нашей столице.
Он спросил:
— А вы не имеете отношения к литературе? — Косвенное, — ответил я, — такое же, как все люди, которые ее читают.
— Жаль! Я сам поэт и переводчик. В прошлом году был в Москве. У нас там проходила неделя чувашской литературы и искусства. Вы не были на наших вечерах?
— К сожалению, я уезжал.
— В Москве я много успел. Побывал в музее Маяковского на Таганке, читал некоторые материалы, встречался с близкими ему людьми. Познакомился с сестрой поэта — Людмилой Владимировной, — продолжал мой попутчик. — Хотел еще встретиться с одним товарищем, который знал Маяковского. Вы не слыхали такого — Лавут Павел Ильич?
— Слыхал. Это я и есть! — ошарашил его я.
— Нехорошо врать, да еще в поезде! — обиделся было собеседник. Но я быстро убедил его в том, что говорю правду.
Мы познакомились. Чувашский поэт и переводчик — Стихван Шавлы — прочел мне на своем родном языке «Паспорт» и 19-ю главу из «Хорошо!». Я живо вспомнил «Казанское подворье» и молодых поэтов в гостях у Маяковского.
Но вернемся к 1928 году.
Маяковский выступал в Казанском университете. Как я уже говорил, среди других произведений он читал «По городам Союза», в котором вспоминал свой прошлогодний вечер у студентов.
Стихотворение вызвало бурную овацию.
Снова поезд. Маяковский сомневался — наш ли это вагон:
— Впервые встречаю такой вагон. Почему нет закрытых купе? Он как жесткий; но — мягкий.
Проводник объясняет, что вагон очень старый, таких во всей стране осталось несколько. Скоро и они рассыплются.
— Надеюсь, без нас. А кстати — почему он пустой? Где пассажиры? — интересуется Владимир Владимирович.
— У нас так часто бывает, — отвечает проводник. — Дорогой, правда, подсаживаются «служебные». Вот только что сел один железнодорожник, он устроился в закрытом служебном купе.
— А нельзя ли и нам так устроиться? Мы почти железнодорожники — всю жизнь разъезжаем.
В конце концов проводник пустил нас в закрытое купе.
— Значит, спальня у нас есть, — сказал Маяковский, — а открытые купе надо распределить так: в одном — будуар, в другом — салон, оно же — и местное казино, оно же — читальня.
А рядом — столовая. «Ну скажите, Кулидж, разве это жизнь?»[36] Вот это жизнь!
Всю дорогу никто не беспокоил. После завтрака он сидел в «читальне» за газетами и журналами. Потом переходил в «столовую» и т. д.
Шутил:
— Я и в ресторанах мало стесняюсь, а здесь совсем красота: ешь курицу руками в полное удовольствие… Теперь будем делить «общую курицу славы» — по одной ножке и по одной ручке. Соль пополам, чтобы не тыкать курицей в общую, как это часто делают в дороге.
Съев курицу, он вздохнул:
- «Ах, ножки, ножки, где вы ныне?»
К слову пришлось, я рассказал Маяковскому случай.
— В мягкий вагон вошел крестьянин с мешком и стоит. Трое уговаривают его снять кожух и присесть. Отвечает:
— Койку, боюсь, испачкаю.
Потом сел на краешек дивана и так просидел до своей станции. Выяснилось — обстоятельства заставили ехать в мягком, других мест не оказалось.
Маяковский задумался:
— Надо сделать так, чтобы все ездили на большие расстояния в купированных или мягких. Так оно и будет — не сомневаюсь. Это время — не за горами!
Ночью — станция Красноуфимск. Перед сном Маяковский решил прогуляться. Мороз трескучий.
— Чувствую уральский воздух. Уже похоже на север, Заставляю себя гулять на морозе: надо привыкать, поскольку я в принципе южанин.
Свердловск только просыпался.
Газетчики начинали свой крикливый день. Я позвал парня, взял свежие газеты. Маяковский привычно вонзил глаз:
— Смотрите — статья. И даже с портретом. Интересно!
Редкое явление: «Уральский рабочий» посвятил приезду гостя большую статью. Автор И. Нович, ныне известный литературовед, обстоятельно рассказал о творческом пути поэта, проанализировал поэму «Хорошо!». Он писал: «Владимир Маяковский — один из наиболее ярких представителей поэзии нашей пооктябрьской, революционной эпохи». И там же: «Приезд Маяковского на Урал — бесспорно глубоко положительное явление, становящееся особенно ценным в свете общего, наблюдающегося сейчас оживления литературной жизни области».
Первое выступление Маяковского ― в «Деловом клубе». Ему предшествовала любопытная история.
Я приехал в Свердловск еще 7 января и вел переговоры с заведующим этим клубом об аренде зала для вечера Маяковского на 26 января.
