современники говорили, что от чтения Пушкина скулы болят. До того трудным казался тогда его язык. В наше время, конечно, приятно его почитать — нет слов. Это добросовестнейший поэт. Квалифицированный читатель — рабочий, крестьянин, интеллигент — должен знать Пушкина, но не следует впадать в крайности и читать только его. Я лично очень люблю Пушкина и часто упиваюсь отдельными местами «Онегина»:
Я знаю, жребий[31] мой измерен,
Но чтоб продлилась жизнь моя,
Я утром должен быть уверен,
Что с вами днем увижусь я.
Выше этих строчек не бывает. Это предел описания влюбленности.
На другом вечере, в университете, два студента разошлись во взглядах на творчество Маяковского и подрались у самой эстрады. Маяковский пытался успокоить их. Противники ругались по-грузински. И Владимир Владимирович тоже выкрикнул что-то по-грузински.
Зал был наэлектризован. Дерущихся с трудом удалось развести и рассадить по разным углам.
Молодежь, услышав грузинское слово из уст Маяковского, стала настойчиво просить прочитать что- нибудь по-грузински. И он прочел несколько строк из «Левого марша». Вспыхнула овация.
В перерыве Маяковский сказал:
— Вот это, я понимаю, вечер! Сколько темперамента! Раз дерутся, значит, есть за что!
Студенты провожали его до ворот. И увидев, что мы садимся в трамвай, поклонники мгновенно заполнили почти пустой вагон (это была конечная остановка): им хотелось продлить удовольствие ― побыть с Маяковским возможно дольше.
От шума, драки и «веселого» трамвая звенело в ушах, когда мы остались одни.
— Теперь вы понимаете, что такое Тифлис? Где, когда, у кого такое было?
Пребывание Маяковского в Тифлисе закончилось выступлением в Закавказском коммунистическом университете, куда были приглашены писатели и журналисты, и в Центральном рабочем клубе. Маяковский собирался еще побывать в Кутаисе, Эривани, Батуме, на земле своего детства — Багдади[32].
— До чего хорошо там! — говорил он. — Я бы вам показал и рассказал много интересного.
Но в Москве ждали неотложные дела, и он вынужден был возвращаться. По дороге Владимир Владимирович предложил составить «график поведения»: до станции такой-то — играем в карты, до такой-то — не курим, затем читаем, затем обедаем, затем лежим и молчим, затем просто рассказываем глупости, затем поем и т. д. Согласно этому графику мы должны были играть в «1000» до станции Гудермес. Но выясняется, что поезд сильно опаздывает. Я предлагаю отойти от графика — вдруг опоздает на целые сутки. Под разными предлогами выбегаю из купе, устраиваю передышку.
— Довольно бегать и прикидываться! Будьте человеком слова! — сказал Маяковский.
— А почему наш поезд — не человек слова?
— Меня это не касается — мы люди, а не поезда. Пришлось играть до Гудермеса. Здесь поезд стоял очень долго.
Владимир Владимирович предложил другое: до отхода поезда быстро шагать от паровоза до хвоста и обратно и сосчитать количество шагов.
— Но чьими шагами? Ведь у вас вдвое шире.
— В одну сторону вашими, в другую — моими. Так и шагали — серьезные и озабоченные счетом.
На станции Таганрог Маяковский вышел погулять. Поезд готов к отправлению, а его нет. Я волнуюсь. Наконец-то, запыхавшись, он вбегает в вагон, на ходу поезда. Я — с упреками. Он в ответ протягивает большую коробку зернистой икры.
— Молчите! Я и так из-за вас пострадал. Я бегал искать подарок ко дню вашего рождения. (
Поезд опаздывал часов на двенадцать. Вместо трех ночей пришлось провести в вагоне четыре. Но так как опоздание не было предусмотрено, проводник лишил нас постельного белья: по положению оно предоставлялось только на три ночи.
— Нет, обязательно возвратите белье, — настаивал Маяковский. — Вы ведь знали, что поезд опаздывает? А раз так, то вы должны были и опоздать снять белье.
В Москве, усаживаясь на извозчика в четыре часа ночи, Владимир Владимирович расплылся в улыбке:
— Интересно ездить, но люблю возвращаться в Москву. Каждый раз какое-то особенное, приятное чувство…
НА УРАЛ
Самый северный город, куда я ездил, — это Ярославль, — сказал мне Маяковский (
Владимир Владимирович мечтал и о многих других поездках, которые не успел осуществить. Однажды в вагоне мы рассматривали карту. Он ткнул карандашом наугад в середину пустого пространства — оказалась Элиста.
— Вот где надо побывать! Ни рекой не подъедешь, ни железной дорогой. Туда уж наверняка никто из нашей братии не заглядывал.
Он собирался поехать на долгое время в промышленные районы, в колхозы, в совхозы…
— Надо подолгу посидеть в каждом месте, по-настоящему ко всему присмотреться, иначе — зачем ездить? А ведь некоторые писатели хвастаются тем, что за один день чуть ли не три завода изучили.
Судьба уральской поездки висела на волоске: Маяковский находился в Ленинграде и там заболел. И — о радость — телеграмма: «Покупайте билет привет Маяковский».
Мы условились встретиться на Казанском вокзале. Стрелки больших перронных часов двигались неумолимыми рывками, и каждый из них заставлял меня вздрагивать. Я уже занял место и стоял у вагона. До отправления — не больше минуты, а Маяковского все нет.
Буквально в последние секунды я увидел, как, размахивая двумя чемоданами, он мчится со всех ног и вскакивает в вагон в тот самый момент, когда раздается прощальный паровозный гудок.
Отдышавшись, Владимир Владимирович прошел в купе, взвалил вещи на полку и спокойно сказал:
— Вот видите, я никогда не опаздываю. «Забудем прошлое, уставим общий лад», не волнуйте себя и меня. Шофер действительно опоздал, а я — нет. Часы у меня всегда нарочно поставлены на три минуты вперед. Это меня и спасло. Стоит ли волноваться, когда мы едем в замечательную Казань! Если у меня не будет ни копейки, я обязательно поеду в Казань.
— А как же вы без копейки купите билет?
— И на билет мне вышлет моя Казань!
Маяковский долго слонялся по коридору. Движение было для него необходимостью. Просунув голову в купе, он позаботился и обо мне:
— Торопитесь, пока коридор свободен, иначе пропадет ваш моцион. А завтра утром мы гордо проедем «знаменитый» Арзамас. До чего же приятно посмотреть на него, не задерживаясь! Надо не проспать.
Но мы проспали. Проснувшись, Маяковский спросил:
— Как спали, что снилось? Я предлагаю, если снилось что-нибудь, будем друг другу рассказывать. А если нет, будем выдумывать сон. Кто неинтересно выдумает, с того штраф.
