— Не-е, рано еще! — сказал первый. И все сразу же смолкло.
Иван открыл глаза. То, что он увидал, не радовало. Две огромные металлические решетчатые сферы, висевшие на уродливых крюках-кронштейнах, опускались. Опускались прямо на них. Иван не понял, что происходит. Но вдруг сам отпустил руку Ланы. И она отошла от него на четыре метра, застыла безмолвным изваянием.
— Лана! — крикнул он во весь голос. — Беги! Но она даже не шелохнулась. Тяжеленная сфера, словно выпиленная квадратами из литого чугуна, опустилась, закрывая русоволосую. Но Иван еще видел ее сквозь прорези-окошечки она стояла все так как будто околдованная.
— Лана-а! — снова заорал он.
Это было нелепо, невероятно. Уж если их разлучали, то могли бы дать хотя бы слово сказать на прощание! Нет, не надо слова! Хотя бы посмотреть в глаза друг другу! Ивана трясло от гнева, досады, от собственного бессилия. Но что он мог поделать?!
Он не отрываясь смотрел на сферу, на проглядывающую женскую фигуру… И вдруг сфера опустела, начала подниматься. Иван ясно видел, что под ней да и в ней самой, поднимающейся, никого нет. Он не знал, что они сделали с русоволосой. Но он почувствовал, что теперь долго не сможет повидаться с ней, — не исключено, что они и вообще никогда не встретятся… Он хотел броситься с кулаками на эту бронированную колесницу. Но его уже накрыло второй сферой. Сквозь прорези-окошки он видел и машину, и мусорную пустыню. Но не мог сдвинуться с места, не мог поднять руки. Ему вдруг стало тепло, даже горячо, словно его погрузили в ванну. И вместе с этим чувством тепла пришло успокоение. Он расслабился, перестал негодовать, злиться, бесноваться, ему все стало совершенно безразлично. Он поплыл по волнам, растворяясь в теплоте и спокойствии, забывая о том, где он находится, что с ним, кто он.
— …снова возвращается на круги своя, и что поделаешь, так заведено, менять никто не станет, даже если и захочет кто изменить ход вещей, так ничего у него не получится. Я вам уже тысячу раз втолковывал — надо не дергаться, надо чтобы все шло само собою. И никаких проблем! Ну, попробуйте же, ведь в ваших интересах выбраться отсюда живым и невредимым! Нет ничего проще, надо только постараться…
Псевдо-Хук сидел на колченогом табурете — том самом, которому Иван передавил дубовую ножку словно цилиндрик пористого пенопласта. Сидел и занудно рассуждал о чем-то непонятном и малосвязном. Иван закрыл глаза. Но тут же открыл их вновь — Псевдо-Хук сидел вверх ногами и почему-то не падал с грязного и бугристого потолка. Наоборот, он чувствовал себя очень уверенно — размахивал руками, сучил ногами, тряс головой. И говорил, говорил без умолку.
— Вот представьте себе три плоскости, параллельные плоскости, не пересекающиеся, но пронзенные одной иглой. Представили?
— Представил, — машинально ответил Иван, абсолютно ничего не представляя. Он разглядывал ножки табурета, отыскивая следы потайных крючьев, которыми тот крепился к потолку.
— Это очень хорошо, что все представляете, — сказал незнакомец, прячущийся под маской старого кореша Образины. — Очень хорошо. Даже прекрасно! Так вот, всякие букашки, которые ползают по плоскостям, ни черта не видят и не понимают. Но когда их заносит в место прокола, на иглу, они могут переползти в чуждый для себя мир и не заметить этого — ну чего там, ползли себе и ползли, а вдруг оказались где-то не там, где надо. А со стороны они себя, плоскости и иглу, разумеется, увидеть не могут. Они вообще над плоскостью подпрыгнуть не в состоянии, эдакие плоскостные букашечки таракашечки… Но это к нам не имеет отношения, это для наглядности, чтоб вам лучше войти в курс, чтобы разобраться хоть немного. Ну вот, значит, а теперь представьте себе самые обычные многоярусные и промежуточноуровневые четырехмерные структуры с квазиобластями и временными коронами-провалами в точках повышенной концентрации внеобластных гравиполей, представьте в самом упрощенном виде. Представили?
— Представил, — отозвался Иван.
Он не понимал, почему Псевдо-Хук не падает с табурета. Особенно, когда руками размахивает.
— Отличненько! Я знал, что вы на лету все схватываете! А теперь немного отстранитесь, как бы в сторонку отойдите от объектов рассмотрения, и все прояснится — вот комплекс из двенадцати таких структур, связанных энергетическими иглами-уровнями. Сколько игл — никто не знает. Они могут пропадать и могут появляться, постоянных всего две, но и они могут меняться местами, это вы испытали на себе в садике, не так ли?
— Так, — согласился Иван. И закрыл глаза.
— Вот видите! Вам не надо разжевывать пустяков! Это просто великолепно! Но теперь введите во всю эту стройную систему искусственные построения, равномерно рассеянные по всем квазиобластям и перпендикулярным уровням, соедините их спиралями внешне-внутренних переходов и вы сразу оцените всю гармоничность этого мира. — О проникающих волокнах Осевого измерения мы пока говорить не будем, чтоб не усложнять модели, тем более не будем касаться полей Невидимого спектра, иначе вам трудно будет сразу усвоить все.
— Да нет, я постараюсь, — заверил Иван. И не удержался, брякнул свое: — А я знаю. Образина, почему ты с потолка не падаешь, знаю!
— А почему это я вдруг должен падать с потолка? — поинтересовался Псевдо-Хук и вцепился обеими высохшими руками в сиденье табурета.
— Должен! Непременно должен! — заверил его Иван, В голове у него стоял дым коромыслом. Но он гнул свое: — Ты, Образина, не падаешь с потолка, потому что тебя нет! Ясно?!
Псевдо-Хук поерзал немного и снова принялся трястись и размахивать руками.
— Вы ошибаетесь, — быстро проговорил он обиженным тенорком. — Я не падаю с потолка не потому что меня нет. Хотя вы правы, меня действительно нет. Но не падаю я, потому что сижу на табурете, а табурет стоит на полу, хм-м, если это конечно, можно назвать полом.
— Да-а, — язвительно протянул Иван, — на полу, на табурете-е?! А где ж тогда я сижу… Нет, лежу… нет, это самое, стою?!
Псевдо-Хук ощерился до ушей. Ни тут же виновато захлопал выцветшими ресницами.
— А вы, извините, не лежите, не сидите, не стоите, а еще раз извиняюсь, висите вверх ногами на ржавой старой цепи. Если вы соизволите немного выгнуть шею, то вы даже разглядите большой крюк, вбитый в потолок.
— Да-а? — Иван последовал совету. И на самом деле увидел и цепь, и крюк, и настоящий потолок — такой же грязный и неровный как и пол.
Теперь все стало на свои места. Все, кроме него самого.
— Опять дозревать повесили, что ли? — спросил он.
Псевдо-Хук развел руками. И преодолевая явную неловкость, пролепетал:
— Пора бы уже.
— Что — пора?!
— Дозреть пора! — ответил Псевдо-Хук. — Вы учтите такую вещь, что год Всеобщих лобызаний и Братской любви на исходе, нынче последняя декада — декада грез. А потом вам может не поздоровиться тут.
Иван почти пришел в себя. И потому вновь обрел способность рассуждать, кое-как осмысливать происходящее.
— Значит, вы считаете, друг мой несуществующий, — проговорил он, — что доселе мне тут «здоровилось», так?
— Именно так! — заверил самым серьезным образом Псевдо-Хук. — Мы ведь своевременно разобрались с вами в строении этого мира, вы себе представляете его достаточно хорошо. Но вот нравы местных обитателей вы, похоже, не усвоили и даже не изучили ни в малейшей степени.
Иван не стал спорить.
— Сколько мне осталось? — вопросил он.
