Эй, там, на летающей соске!

“МАМА, ВСЁ БУДЕТ ХОРОШО!”

И опять слёзы… Вот уже который час (которую вечность?) хожу с Ксюшей на руках, красной и взмокшей от крика. Я сама уже едва не плачу…

Рядом то и дело возникает Антончик: “Мама, всё будет хорошо! Ты только не переживай так сильно. Всё будет хорошо! Что ещё сделать? Я уже посуду помыл. Мусор вынес. Могу картошку на ужин сварить”.

Мальчик мой хороший, друг мой, спасибо тебе, без тебя я бы совсем пропала в эти вечера…

Потом приходишь с работы ты. “Даже у лифта слышно, как Ксюнчик плачет…” – “Это они, они! Они стоят между мной и Ксюшей! Они не пускают её ко мне! Видишь, она голодна, а грудь не берёт… Это они! Боже мой, какая мука! Господи, что же нам делать?!”

– И она давно так плачет?

– Давно… Миленький, позвони кому-нибудь! Не знаю, кому… Ну, кому-нибудь! Хотя бы нашему Доктору.

ПОТОМ ДОКТОРОВ БЫЛО МНОГО

Сначала пришёл наш Доктор Коля. Он сказал: “У вас нормальный ребёнок, ребята. Чего вы паникуете? Плачет? Все в таком возрасте плачут. Не обращайте внимания…” – “Коля! Как не обращать внимания?!” – “Вот у таких родителей дети всегда плачут…” – “Каких таких?” – “Таких нервных”.

Потом был доктор Юрий Михайлович, Юмих. “Ну, что? Замучила папку и мамку?” – спрашивает он Ксюшу, глядящую на него своими пронзительными глазами. Он “прощупал” руками пространство вокруг Ксюши и сказал: “Да, много тут всяких… тётек, дядек…” – “Умоляю, разгоните их!” – “Я этим и занимаюсь…”

Он долго колдовал над нею, а она с интересом наблюдала его пассажи.

Потом она спала… Это каждый раз воспринимается нами как аномальное явление в нашей жизни. “Спит?” – Спит… – “Неужели спит?”

“Нормальный ребёнок, – сказал Юмих. – Но показать специалисту всё же надо”.

Потом были специалисты. Специалист первый: “М-да… м-да. Вот рецепт на микстуру. Так, сколько ребёнку? Два с половиной? Придёте повторно в пять.”

Специалист второй: суровая женщина из научного центра. “В стационар на месяц! Если хотите, чтобы ваш ребёнок нормально развивался. Хорошенько проколоть!” – “Но… может быть, можно обойтись без уколов?…” – Нечего над ребёнком экспериментировать! Микстуру можете пить сами!'

До полусмерти напуганные, согласились на уколы. Но решили их делать дома. Ты бегал по городу, доставал дефицитные, безумно дорогие ампулы. Колоть крошечную Ксюшкину попку пришла медсестра Марина из поликлиники. “Вы что, с ума сошли? Мы эти препараты колем децепешникам. А у вас здоровый ребёнок!”

Ксюша выдержала четыре укола. После них она кричала “на разрыв аорты”. Кричала так, что казалось: ничего уже в нашей жизни, кроме этого крика, не будет… В панике звоним суровой женщине из научного центра. “Ну, и что, что кричит? Что? сколько часов кряду? Ну, покричит, привыкнет, перестанет”.

“Марина, мы решили больше не колоть”. – “Ну, слава Богу, одумались!”

Специалист из Венгрии. “Этому ребёнку, ничего, кроме физкультуры, не нужно. Уколы? – бред! Микстура? – а, собственно, говоря, зачем?”

А потом пришёл доктор Чирков. Мы его нашли интуитивно: обзвонив дюжину медицинских кооперативов. Он вошёл, спокойный, неторопливый, улыбчивый, – и я сразу поняла: он пришёл не просто по вызову – он пришёл К НАМ. И уже через несколько минут я увидела, что он любит нашу девочку! Не вообще детей – а нашего конкретного ребёнка. Он мгновенно на неё настроился. Он разговаривал с ней, как может разговаривать с ребёнком только очень близкий к нему человек. Он радовался Ксюше и никуда от неё не спешил. “И такую чудесную девчонку хотели колоть? Злодеи, вороги!”

Он исписал нашими жалобами несколько страниц… Нет, он не обещал, что уже завтра нам станет легче: что у Ксюни прекратятся головные боли, и она станет спать, и не будет вздрагивать и заходиться в плаче от малейшего шороха. Такой райской жизни в обозримом будущем Вячеслав Фёдорович нам не обещал. Но он как-то удивительно ободрил нас своим появлением в нашей жизни. “У вас очень сложный ребёнок. Набирайтесь терпения. Вам долго будет трудно”.

С жаром кинулись мы исполнять все предписания доктора Чиркова. А это, кроме всего прочего, означало: девять раз в день дать Ксюше лекарство. Так что теперь наше волшебное колесо завертелось ещё стремительнее: кормление-пеленание-лекарство-пеленание-лекарство- кормление-лекарство-гуляние-лекарство…

И так далее – с раннего утра и до глубокой ночи.

Нет, наша девочка не стала меньше плакать. Но жить с надеждой, что когда-нибудь она будет плакать меньше, было уже легче…

И была массажистка Галина Ивановна. (Которую нам тоже прописал доктор Чирков). Её добрые, мягкие и сильные руки, её ласковое курлыканье над нашей таинственной девочкой…

И было долгожданное солнышко. (Ах, все наши дети зимние!)

…А с доктором Чирковым мы подружимся. И он станет забегать к нам не только по нашему вызову, но и просто – “Шёл мимо, не мог не зайти. Как тут Ксения?”

Вскоре Вячеслав Фёдорович перестанет брать деньги за визиты, маша на нас руками и добродушно улыбаясь: “Да ну, бросьте! Я прихожу просто пообщаться и поиграть с этой девчонкой”.

…И пройдёт много месяцев, прежде чем мы вместе с доктором Чирковым поймём: никакими лекарствами нашу переживательную девочку не вылечить. Потому что можно вылечить болезнь, но не натуру.

“У вас очень редкий ребёнок. Дети с такой возбудимой нервной системой, конечно, встречаются, но о-о-очень редко: ну, может быть, один на десять тысяч”. Это сказал ещё один специалист, доктор из детского невроцентра. И он тоже говорил о терпении, о терпении, о терпении – чтобы мы им запасались… “Но зато, посмотрите, какой умный, внимательный взгляд у вашей девочки!” – “О, мы видим!…” – “Вообще, она у вас очень загадочная”. – “Мы знаем”.

Годовалая (уже к тому времени) Ксюша посмотрит на нас и таинственно, и лукаво улыбнётся…

Наша Ксюша – ЗАГАДКА. Загадка на каждый день. И даже на каждый час. И даже на каждую минуту… Мы знаем о нашей девочке уже очень много, но ещё больше – не знаем. И мне кажется, что так будет всегда. Ксюша растёт – и её загадка растёт вместе с ней.

Может быть… когда-нибудь… что-то прояснится – когда Ксюша начнёт писать стихи. Или музыку…