твоих листьев, за твоё ежеутреннее солнце, которое улыбается нам сквозь твои ветви и листья – кажется, что солнце рождается прямо в твоей зелёной чаще… Спасибо за твоих птиц, за твоих бабочек… Спасибо за твою луну. Сегодня ночью она светила ярче, чем месяц назад: в первое наше больничное полнолуние.
Крона Дерева поредела – и стало видно небо: нежно-голубое, с пушистыми лёгкими облаками…
Здравствуй, Небо!
А вчера был потрясающий вечер. Папа принёс нам запись Луи Армстронга – и весь вечер для нас пела гениальная труба… Ах, какая потрясающая акустика в нашем колодце!
Я показывала Ксюше под Армстронга пантомиму: всякие незабытые штучки… Она смеялась, просила ещё. И я ей изображала трубача, скрипача, пианиста, певца, показывала репризы с воображаемым зонтиком, собакой, шариком и прочее своё клоунское, неизрасходованное, богатство… Вот, Ксюнёк, учись, если хочешь быть клоуном!
А ещё вчера я весь день шила Ксюньке маленьких меховых гномов. И позавчера. У Ксюши ведь теперь есть Дом Гномов! Который она соорудила из обувной коробки (папа привёз новые сапожки для прогулок, прямо из магазина). И мебель в Доме Гномов есть: Ксюня её смастерила из пакетиков из-под соков, и всякие салфеточки, покрывалки и прочая красота – всё дело Ксюшиных рук. А уж моё дело – шить гномов, Меховичков – как мы их называем, с глазами-бисеринками и красными улыбчивыми ртами.
И сегодня я весь день шила гномов…
А ещё я сегодня Ксюню искупала! И она опять была нежная и свободная в воде, и я осторожно поцеловала её, и она светло улыбнулась мне в ответ… Девочка моя ненаглядная!
Ксюше в больнице уже нравится. Ведь мы здесь не отбываем срок, а ЖИВЁМ. К тому же, так интересно! “Если бы только врачи к нам не приходили!…” – вздыхает она.
Смешно: хожу по коридорам и удивляюсь, встречая то тут, то там на полу
Обрезками бумажек и лоскутков усеяна вся наша палата. На кроватях – вороха всего этого. И я целыми днями сижу в этих ворохах и вся облипаю ими, как корабль ракушками. А потом иду куда-нибудь – и они сваливаются с меня и рассеиваются по всему отделению… “Здесь проходила мамочка из 16-й палаты”.
(Нас тут называют “мамочками”. Хотя я уже второй месяц ЖИВУ здесь, знаю по именам всех врачей, медсестёр, нянечек и кухарок, но НИКОМУ не интересно узнать моё имя, даже Ксюшиному лечащему врачу, который каждый день со мной общается).
Сегодня 19 октября – у нас “юбилей”: мы в больнице полный календарный месяц. 12-й день карантина. Скоро полночь, я опять сижу при свече…
СЕГОДНЯ БЫЛ ПЕРВЫЙ СНЕГ!… Вот и сбылся мой сон: про то, что мы доживём в больнице до первого снега. Мой первый больничный сон в первую ночь.
Снег пошёл после обеда, к нам как раз прорвался Антон – наш доктор- психотерапевт, как мы его называем. С шариками и мешочком маленьких пластмассовых барашков от папы. Ну, и, конечно, с мешком вкусностей, которыми каждый день набиты сумки: вкусностями питательными и духовными. Каждый день я передаю на волю список необходимого, каждый день всё старательно добывается и на следующий день приносится.
Но наши потребности не убывают, а возрастают в геометрической прогрессии! Ещё кукол, ещё лоскутков, ещё ваты (для набивки игрушек), ещё фломиков (эти уже изрисовались), ещё апельсиновых соков (“в чёрных очках”), ещё семечек и орешков, ещё новых раскрасок, шариков, ещё картонок для аппликаций, – всё это, чтобы удовлетворить Ксюшин творческий аппетит.
А для себя я прошу: свечей (последняя догорает!), ручку шариковую (опять исписалась!), толстую общую тетрадь (а то эта кончается), чаю и ПИСЕМ! Письма от Гавра и Антоши – мои главные витамины.
…И вот, когда Антон надувал пятый по счёту шарик для ненасытной Ксюни, которая просила: “Ещё! ещё синий! ещё жёлтый!” – в эту самую минуту за окном как-то посерело, посерело… А ведь только что было солнышко! и мы перед обедом гуляли по золотой кленовой аллее (“Нашей аллее!”) – правда, всё золото уже на земле… И в воздухе пахло морозцем, и пар валил от губ, – но казалось: ещё чуть-чуть пригреет – и опять бабье лето… Шуршали листвой, подкидывали её ногами: кто выше? кто дальше? Собирали букеты, искали самые красивые листья для аппликаций и для гербария, обнимались с берёзками, распевали нашу песенку:
Я пофотографировала Ксюню, сделала кадров десять – и тут плёнка порвалась. О, досада! Но что-то должно получиться, я так думаю.
С нами гуляло длинноногое Чудо-Юдо, очень симпатичное, которого смастерила сама Ксюня (я только пришила ему ноги). Мы “укладывали его спать”, зарывая его в ворох листвы, а оно озорничало и выскакивало, сбрасывая с себя лиственное одеяло. Было очень весело. Нам так полюбились наши прогулки по этой аллейке! Всё-таки мы успели погулять этой осенью! Всё-таки застали Красоту и насладились ею!
“Ксюнечка, давай запомним эту аллею и наши прогулки по ней.”
“А ты запиши в дневничок про это – и тогда точно запомним”, – говорит мудрая дочка.
Вот, Ксюнечка, уже пишу…
…А придя с прогулки, принялись убирать стёкла. Стёклами – крупными и мелкими – была усеяна вся наша палата! Мелкие, как песок, они лежали, угрожающе сверкая на пористом стуле, на полу, на подоконнике, и даже на одеялах, которыми застелены наши постели!…
Эту стеклянную феерию устроил нам парень-стекольщик, который в наше отсутствие стеклил нам дырявое окно. Оказывается, он не мог вынуть старое стекло из рамы (почему-то) и для простоты дела стал выбивать его молотком!
Два часа я убирала палату (Ксюня давала советы), за этим занятием меня и застал Антоша. Помог установить на старые места тумбочки и кровати. А потом его захватила в полное владение Ксюша – и Антон, наверное, целый час читал ей “Голубую стрелу”. А я в это время писала письмо Марии Леопольдовне, нашей чудесной соседке, которая в конце октября уезжает в Германию (навсегда), а я даже не знаю, смогу ли с ней попрощаться, сидя в своём карантине…
