по двору… То и дело небо пронзают светящиеся стрелы молний, и оно раскалывается от грохота… Грохочет так, что закладывает уши!…
Мне весело, меня подмывает выскочить под этот бешеный ливень… И я – выскакиваю!
Я стою под ним, правда, не отхожу далеко от подъезда, и ливень колотит меня по плечам, по голове… я мгновенно промокаю насквозь…
Ни души в нашем дворе. Ни один сумасшедший не гуляет в такую грозу.
Только я – и ливень! Мне так весело!…
И тут… огненная стрела сошла с небес прямо передо мной и вонзилась в асфальт острым светящимся остриём… Как будто небо и земля были надеты в это мгновение на гигантскую раскалённую спицу… Огненная спица вонзилась в асфальт – и от асфальта пошёл густой пар, или это был дым… Светящаяся спица, будто исполинский огненный червь, задрожала в смертельной агонии и точно испустила дух… – растаяла в белых, неистовых потоках ливня…
А я стояла, оцепенев… Я не могла шевельнуться. Кажется, я даже перестала дышать. Огненная спица так и торчала у меня перед глазами, пронзив меня неизведанным доселе УЖАСОМ. Я понимала, что выбеги я на три метра вперёд, и эта стрела вонзилась бы в меня…
Мысль, что сейчас, совсем-совсем близко, была СМЕРТЬ, ошеломила меня…
…Тихо-тихо вернулась я в квартиру, где мирно спали Мариша и бабушка… И никому ничего не рассказала. Даже Мишке.
КАК Я ХОДИЛА В РАЗВЕДКУ
Военные игры у мальчишек нашего двора были самые любимые. Играли в «белых» и «красных», в русских и немцев. Мальчишки выслеживали друг друга, гонялись друг за другом до самой тьмы… по кустам жёлтой акации…
Однажды самый старший, Витька, который был у них главный командир, сказал:
– Надо послать кого-нибудь в разведку!
– Куда? – спросили его мелкие подчинённые.
– В подвал! – сурово сказал Витька. – Кто пойдёт?
Молчание.
– Вы что, трусите? – сурово спросил Витька.
– А сам? Сам не хочешь сходить? Там же крысы! – выкрикнул кто-то смелый.
– Так мне же по должности не положено, – невозмутимо сказал Витька. – Ну что, кто пойдёт?
Я слышу этот разговор, прыгая неподалёку через скакалку.
– Давайте я схожу, – говорю я.
– Ты?!! – вытаращил на меня глаза Витька. – Там же крысы… И там, может, укрылись наши враги…
– Я не боюсь. Я схожу.
– Ну, иди…
…И я пошла в тёмный подвал. Нужно было войти через один подъезд, пройти весь тёмный подвал и выйти через другой подъезд.
И я его прошла… Я шла, сжав свои нервы в кулак, не давая им трястись. Шла и мысленно повторяла: «Моя мама ходила в лес к партизанам! Неужели я не пройду этот подвал?…» Было темно – хоть выколи глаз. Я шла на ощупь, по стеночке… Было страшно. И всё же я была сильнее своего страха. Вот – я иду, иду в этой тьме! Одна!
…Когда я вышла из другого подъезда, меня встретили ликующие крики мальчишек.
– Противника не обнаружено! – доложила я.
– Вот это девчонка! – сказал командир. – Мальчишки испугались идти, а ты – нет. Хочешь, будешь у нас разведчицей? Мы берём тебя в свою игру.
Ну, как я могла отказаться?…
Так что я ещё не раз и не два шастала по этим тёмным подвалам, борясь в одиночку со страхом, шарахаясь от крысиных шорохов, твердя себе, как заклинание: «Моя мама ходила в лес к партизанам! Моя бабушка была подпольщицей! Мой дедушка был подпольщиком! Я должна пройти этот подвал…»
И опять я напевала песенку из «Последнего дюйма», я её напевала, и она мне придавала силы:
Имелись в виду крысы, тьма и страх.
Мне было радостно осознавать, что я не такая уж и трусиха, не сопля, не размазня. Жаль, папа меня не видит! Он бы мог мною гордиться.
КАК Я ХОДИЛА В ПОЛИКЛИНИКУ
У меня опять проблемы с зубами. Один шатается, а два болят. Особенно по ночам. Я из-за этого не сплю. Мне это надоело. Но я больше не хочу пользоваться ниткой и дверной ручкой.
Лето. Жара. Послеобеденная маета. Во дворе пусто. Бабушка сидит дома с маленькой Маришкой. И, никому ничего не сказав, я отправляюсь в поликлинику. Я же сильная! Я чувствую себя партизанкой, разведчицей. Как мама. Она же ходила одна в лес! Неужели я не смогу сходить в поликлинику?
Поликлиника не очень далеко. Надо только перейти проспект. Так что я успеваю донести свою решимость до цели. Я подхожу к окошку регистраторши и говорю твёрдым голосом, без запинки, что мне нужна карточка. К зубному.
– А ты с кем, девочка, пришла?
– Сама.
– Сама? И что ты хочешь?
– Вырвать три зуба.
У регистраторши глаза делаются квадратные. Она зовёт кого-то из глубин картотеки. Появляются ещё две женщины в белых халатах.
– Вы только посмотрите на этого ребёнка. Сама! Сама пришла удалять зубы! И сколько же тебе лет? Скоро девять? То есть – ещё восемь? Ну, это просто… слов нет!
И они торжественно провожают меня в зубной кабинет, неся мою карточку, как драгоценность. Лето, в поликлинике безлюдно. Доктор, молодая женщина, скучает в пустом кабинете. Я
