Данила неожиданно легко и быстро выбился в профессионалы. «Танго с Оборотнем» в одночасье сделало его безусловным фаворитом, стало его визитной карточкой. Он всегда сам выбирал себе партнершу по танцу. Это было его правилом, его неоспоримой привилегией. Он мог стоять первым пунктом в крейзи- меню какой-нибудь толстой похотливой бабы, мог танцевать исключительно для нее, но когда дело доходило до Танго, выбор оставался только за ним. Не было женщины, которая не мечтала бы стать добровольной жертвой Оборотня, закружиться с ним в этом диком, на грани фола, танце. Некоторых он не приглашал никогда. С некоторыми танцевал не единожды. Его прихоть, его право. Язвительный Эд назвал это правом первой ночи. Данила не возражал. Ему было все равно, за свое право он уже заплатил.
Его исключили из техникума. Конечно, Данила не являлся примерным учеником, учиться и работать сутками напролет было тяжело, но дело даже не в этом. Дело в Танго… Директриса появилась в клубе вскоре после его дебюта. Данила даже сбился с ритма, когда в первом ряду увидел ее — чопорную, напряженную, с брезгливо поджатыми тонкими губами и хищным блеском в глазах. В тот вечер он мысленно попрощался с учебой и приготовился к вызову на ковер.
Вызов состоялся на следующий день. Кабинет на третьем этаже, в административной части учебного корпуса, обшитые деревянными панелями стены, чахлый куст герани на подоконнике, портрет президента в красном углу, неряшливая кипа бумаг на массивном столе, а за столом она — улыбающаяся директриса. Улыбка на ее вечно недовольном лице казалась дикой и совершенно чужеродной.
— Присаживайся, Алексеев. — Слова сопровождались небрежным и одновременно по-матерински ласковым кивком в сторону единственного в кабинете стула. — Ну же!
Данила опустился на стул, вдохнул пропитанный приторно-сладкими духами воздух и едва не закашлялся.
— Я видела тебя вчера, Алексеев. — Скрипучий голос директрисы вдруг пошел трещинами, упал до едва слышного шепота.
Данила молчал. Видела так видела. Что ж теперь отпираться!
— У тебя, оказывается, есть определенные таланты. — Директриса подалась вперед, в неожиданно глубоком декольте хищно блеснула золотая подвеска. — Жаль только, что эти таланты могут серьезно помешать твоей дальнейшей учебе.
Запах духов усилился, окатил Данилу удушливой волной. Парень едва удержался, чтобы не отодвинуться.
— Твое счастье, Алексеев, что я женщина прогрессивная, а не какая-нибудь старая ханжа. — Теперь в ее треснувшем шепоте слышалось… неужели кокетство?! — Понимаешь, о чем я?
Он понимал. Не хотел верить, но понимал. Его пресловутое звериное чутье теперь всегда было начеку.
— Ты очень красиво двигаешься. — Директриса вздохнула и полуприкрыла глаза, ее белесые, чуть тронутые тушью ресницы вздрогнули. Данила тоже вздрогнул. — Я еще никогда не видела, чтобы мужчина так двигался. Я, знаешь ли, неравнодушна к красоте. И только поэтому, исключительно из любви к прекрасному, я готова не давать ход этому делу.
— Не давать ход, если — что? — Всегда должно быть «если», бесплатного сыра не бывает. Это был урок, который Данила усвоил на всю жизнь. За все нужно платить.
— Ничего особенного. — Директриса вздохнула, прошлась пальцами по своим уложенным в многодневную халу волосам. — Я просто хочу, чтобы следующий раз ты пригласил на танец меня. Это для начала…
— А потом?
— Что — потом? — Тонко выщипанные брови удивленно взлетели, а голос утратил недавнюю надтреснутость, сделался властным и требовательным.
— Для начала я должен пригласить вас на танец, а что потом?
— Ты же умный парень, Алексеев. — Она с неожиданной порывистостью встала, уперлась руками в стол, нависла над Данилой ожившей глыбой. В декольте, точно маятник гипнотизера, колыхнулся золотой кулон. — Ты должен сам все прекрасно понимать.
— А если я откажусь?
— Откажешься? — переспросила директриса таким тоном, словно Данила только что сказал какую-то нелепицу. — Ты не откажешься, Алексеев, потому что в противном случае тебя ждут очень большие проблемы. Из техникума тебя погонят поганой метлой за аморальщину. Это я тебе гарантирую. Сначала из техникума, а потом и из общежития. Где ты собираешься жить, Алексеев?
— Выселите? — уточнил он, уже зная, каким; будет ответ.
— Если мы с тобой сейчас не придем к консенсусу! — Она лучезарно улыбнулась и даже похорошела от осознания своей власти над ним, Данилой Алексеевым. — Так что подумай, хорошенько подумай.
— Я подумаю, — пообещал он.
— В следующую субботу я планирую заглянуть в клуб. Надеюсь, к тому времени ты уже примешь правильное решение.
— Я тоже надеюсь.
— Вот и чудесно! — Директриса плюхнулась обратно в кресло, душная парфюмерная волна с неохотой схлынула вслед за своей хозяйкой. Данила наконец решился вздохнуть полной грудью…
Это было неожиданно и странно, но, как только с легкой руки Алекс он стал Оборотнем, что-то странное случилось с его обонянием. Окружающие запахи стали намного острее. Даже партнершу по танцу он все чаще выбирал, руководствуясь обонянием, а не зрением.
Каждая женщина пахла уникально: кто-то притягательно, кто-то нейтрально, кто-то отталкивающе. С последними он не танцевал никогда. Просто не мог побороть свою волчью суть.
Директриса не пахла. Эту дикую смесь похоти и дешевого парфюма даже запахом нельзя было назвать. Может, если сделать над собой усилие, можно пережить танец с ней? В конце концов, ему же надо где-то жить…
Суббота обещала быть горячей. Гостей в клуб набилось под завязку. В зале не осталось ни одного пустого места. Данила до последнего надеялся, что директриса не придет.
Пришла… Затянутая в нелепое, расшитое стеклярусом платье, с новой укладкой, с вечерним макияжем и голодным блеском в глазах.
Теперь Данила очень хорошо понимал Жеребца с его страстным нежеланием отдаваться на растерзание обезумевшей обожательнице. Теперь он понимал, что значит ежедневно перешагивать через собственное «я». Каждый из них был на крючке. Каждый должен был чем-то жертвовать.
До сегодняшнего дня Даниле удавалось отделаться малой кровью. От условий, оговоренных в крейзи-меню, он отказываться не имел права, но на близость с клиентками не соглашался никогда. Алекс не настаивала, но и не запрещала, смотрела на «шалости» своих мальчиков сквозь пальцы. Только бы клиентки оставались довольны. Лишь бы почаще заглядывали в «Основной инстинкт». Не таясь «левым» сексом промышляли лишь Тигра и Херувим. Тигра исключительно из спортивного интереса. Херувим исключительно из-за денег.
Первый предпочитал молоденьких и привлекательных. Второй «окучивал» немолодых, но состоятельных дам. А Даниле досталась директриса…
— Что это с тобой, Оборотень? — спросила Рита, взявшая за правило собственноручно повязывать ему галстук перед выступлением.
— Ничего. — Он даже нашел в себе силы улыбнуться.
— Дерганый ты какой-то.
— Просто не выспался.
— А я уже подумала, случилось что. Ну, ни пуха ни пера! — Она легонько толкнула его в спину.
— К черту, — буркнул Данила и шагнул на залитый кроваво-красным светом помост.
…Его больше не пугала сцена и не смущали жадные женские взгляды. Он научился раздеваться и не чувствовать себя при этом идиотом. Он научился относиться к своей работе философски. Как, впрочем, и все остальные.
Выступление как-то сразу не заладилось. Данила искал и никак не мог нащупать свой внутренний
