Зачем отпускают в этот рассадник порока?
Завершал программу Жеребец. Вот уж кто отличился! Он не скакал по сцене, как остальные, а плескался в огромной лохани из прозрачного пластика, заполненной водой и пеной, изредка поворачиваясь к не на шутку разошедшейся публике спиной, поигрывая накачанными ягодицами, обдавая особо неистовых поклонниц, облепивших лохань, брызгами пены. Среди почитательниц его таланта особо выделялась дородная тетка неопределенного возраста. Несмотря на дорогой брючный костюм и бриллианты, выглядела она скорее как базарная торговка, решившая оторваться после наполненного тяготами и руганью дня, а не как бизнес-леди. Расталкивая локтями своих тщедушных соперниц, она прорвалась к лохани, обвила пухлыми руками мокрую шею Жеребца, что-то страстно зашептала ему на ухо. Что именно, Данила, разумеется, не расслышал, но, судя по мученической гримасе, скользнувшей по лицу несчастного танцора, ничего хорошего тому не светило.
— Вот она — поклонница, — прокомментировала и без того очевидную ситуацию Рита. — Видишь, как она его лапает?
— Вижу, не слепой, — проворчал Данила, которому вдруг стало обидно за Жеребца. — А кто она вообще такая?
— Королева бензоколонки, — хихикнула Рита. — В смысле, хозяйка сети автозаправок. Эта мадам нашего Жеребца уже больше года обхаживает-оглаживает, по приват-комнатам таскает. Предлагала ему содержание, по слухам, весьма приличное. Отказался. — Рита вздохнула так, словно это ей предлагали весьма приличное содержание, а она, дура такая, отказалась.
— Ну и правильно сделал, — поддержал Данила будущего коллегу по цеху.
— А мне кажется, зря. Больно уж он идейный. У него мать — инвалид, две малолетние сестрички на иждивении, а он из-за каких-то глупых принципов отказывается от дополнительного заработка. Ну что ему стоит ради семьи?! И вообще, может, мадам его так активно домогается именно потому, что он такой неприступный? Может, уступи он один разок, она бы и отстала?
Данила скептически хмыкнул. Отстанет такая, как же!
— А что ты тут хмыкаешь?! — нахмурилась Рита. — Молодой ты еще, чтобы вот так хмыкать. Что ты вообще в жизни понимаешь?!
— Да уж понимаю.
— Так просвети меня, темную! Может, и я пойму.
— Если мужик продается за деньги, это проституция.
— Очень свежая мысль! — Рита побарабанила пальчиками по подлокотнику кресла. — А если женщина?
— Тоже проституция.
— А проституция — это плохо?
— Ну, ясен перец.
— А если твои близкие с голоду пухнут, а ты можешь, но не хочешь им помочь?
— Так уж и пухнут?
— Ну, по-всякому бывает. Кому-то еда нужна, кому-то лекарства дорогостоящие, кому-то за квартиру платить нечем. И вот от тебя зависит их будущее…
— Можно по-другому деньги заработать.
— Это как? — ехидно поинтересовалась Рита.
— Сейчас были бы руки, — сказал Данила не слишком, впрочем, уверенно.
— Тогда объясни мне, Оборотень, почему ты здесь? У тебя же руки на месте.
Вот так: не в бровь, а в глаз. И чем тут крыть, когда у самого рыльце в пушку?! Он же сам предпочел вкалыванию в «Макдоналдсе» работу в стриптиз-клубе.
— Да не расстраивайся ты так, — усмехнулась Рита. — Мы тут все не святые. Это я к тому, что не суди, да не судим будешь. Каждый выживает как умеет.
— Вот и ты не берись судить, — поддел он.
— А я и не сужу. Просто на его месте я поступила бы иначе.
— Ты не на его месте.
— Да, это верно подмечено. — Рита вдруг утратила интерес к разговору, уставилась на свои узкие ладошки.
— Ты чего? — осторожно спросил Данила.
— Не обращай внимания, Оборотень. Что-то меня занесло.
— Бывает, — сказал он, — меня тоже иногда заносит.
— Хочешь сказать, что ты не такой безупречный, каким выглядишь? — Рита хитро сощурилась.
— А разве я выгляжу безупречно? — улыбнулся Данила.
— Скажем так, ты выглядишь потенциально безупречно. С тобой только поработать.
— И кто будет со мной работать?
— На первых порах я, — девушка спрыгнула с подлокотника, по-кошачьи выгнула поясницу, разминая затекшие суставы. — Давай выбираться отсюда, Оборотень. Предлагаю продолжить нашу беседу в более комфортных условиях.
Они сидели в маленькой, но уютной комнатке, которую Рита не без гордости называла своим кабинетом.
— Хочешь кофе? — спросила она.
Данила пожал плечами. Вообще-то к кофе он был равнодушен. Если, конечно, можно было называть кофе те помои, что продавались в столовке их техникума.
— Ну так как? Или ты, как Херувим, кофе не пьешь, бережешь кожу?
— Я не как Херувим. — Сравнение Данилу расстроило и даже немного обидело. Если для того, чтобы отличаться от таких вот… с пуховками, нужно пить кофе, он будет пить кофе!
Кофе в Ритином исполнении был просто замечательный. Выходило, что то, что раньше пил Данила, и не кофе вовсе, а так, не пойми что. К кофе прилагался шоколадный батончик, под завязку нашпигованный лесными орехами, и, кажется, самодельное песочное печенье.
— А ты? — спросил Данила, вгрызаясь в шоколадку. — Почему сама не ешь?
— Фигуру блюду.
Данила окинул скептическим взглядом ее по-детски хрупкую фигурку, усмехнулся. Чего там блюсти?! Ее кормить да кормить.
— И тебе толстеть тоже не советую. Алекс очень не любит, когда мальчики теряют форму. Она их почти сразу увольняет.
— Да я как бездонная бочка! — Данила похлопал себя по впалому животу. — Знаешь, сколько в меня может влезть еды?
— Это пока. У тебя организм еще молодой и растущий, а некоторым приходится себя ограничивать. Я закурю, ты не возражаешь?
Данила покосился на тонкую коричневую сигаретку, потянулся за своей пачкой.
— Я тогда тоже.
— Не советую, — пробубнила Рита с зажатой в зубах сигаретой. — Курение тоже не поощряется.
— А сама куришь.
— Мне можно. Я обслуживающий персонал, с клиентками не работаю. А тебе, дружок, нужна поджарая фигура, чистая кожа, белые зубы и свежее дыхание. Так что с курением завязывай, пока не втянулся.
— Да я, по ходу, уже втянулся. — Данила растерянно повертел в руке пачку сигарет.
— Это плохо. — Рита сделала глубокую затяжку, отхлебнула кофе.
Ну что же, назвался груздем, полезай в кузов. Он сунул сигареты обратно в карман.
— Умный Оборотень, — одобрила Рита. — Давай теперь о деле. Алекс возлагает на тебя большие надежды. Велела выдать тебе штуку баксов в качестве аванса. Это, конечно, крохи, но на первое время должно хватить.
Данила присвистнул. Для него штука баксов была запредельной суммой, а Рита называет такие деньжищи крохами.
