– Рони?
Собака рвалась на кухню.
– Рони, это ты?
– Нет, это не Рони, – спокойно сказала Соня, раздавая карты. – Это тот самый пес, который загрыз твоих приятелей...
Жора подскочил на месте.
– Кто вы? – вдруг закричал он. – Кто? Вы с
– Да... Я ее родная сестра... И теперь ты можешь кричать сколько угодно, тебя уже все равно никто не спасет... Ведь так вы, кажется, сказали своей любимой учительнице алгебры Ирине Валентиновне? Так?
Котельников побледнел.
– Чего же ты испугался? Уж не собачки ли?
– Вы ничего не знаете... Вы не можете ничего знать... Уберите собаку!
– Вот и Ира тоже так кричала: уберите собаку! Ты не помнишь, сукин ты сын?! – Соня отшвырнула от себя карты и поднялась. – Ты держал свою озверевшую собаку, пока Герман и Лари насиловали мою сестру! А потом кому ты передал поводок? Лари? После чего вы уже вместе издевались над Ириной... Ты и Герман... Ты, потому что ненавидел ее, а с другой стороны, испытывал к ней скотское чувство... Ведь ты знал, что в реальной жизни она никогда не будет твоей... Потому что ты – всего лишь толстый рыжий мальчик, одолеваемый похотливыми желаниями, а она – она была в вашем вонючем лицее звездой номер один... И вы решили проучить ее... Вы заранее знали, что она собирается в Сосновый Бор... Она и не скрывала этого от отца Германа, но только он был уверен, что она поедет туда за какими-то вещами, а не для того, чтобы встретиться там со своим знакомым... И вы поехали следом, благо знали, где находится дача, потому что были там несколько раз с классом... Дождались, когда Захарченко уйдет, и ворвались в дом... Наверное, ты испытал свой первый в жизни восторг, когда увидел ее перекошенное от ужаса лицо, ее глаза, которые молили тебя о пощаде... Она знала, что ты был влюблен в нее, она просила вас остановиться... А что ты сделал тогда, когда Лари начал применять свои садистские штучки, когда привязал ее ремнями к кровати?
Соня перевела дыхание. Выпила немного воды.
– А что случилось потом?
– Подъехала машина... И мы испугались... Убежали...
– А чья это была идея?
– Лари. – Жора опустил голову. – Они были на этой даче днем раньше... С девицей, которая работала у Изольды...
– Ты даже не знаешь ее имени... Действительно, зачем тебе знать ее имя, ведь Герман и Лари учили тебя, что женщина – это не человек, это кусок мяса... И тебе это нравилось... А эту девушку, между прочим, звали Мартой... И твои дружки убили ее... Перестарались... И когда поняли, что она уже мертва, поздно вечером отнесли и бросили в реку... Но перед этим поработали ножницами над ее лицом... А как же вы могли сбежать, оставив свою учительницу в доме? Разве вы не боялись, что она все расскажет, а вас посадят?
– Мы хотели вернуться... И вернулись... Но ее уже не было... Но про то, что они убили Марту, я ничего не знал...
– Мне непонятно одно: каким же надо быть циником, чтобы после первого убийства снова приехать в то же место, в тот же дом и убить свою же учительницу...
– Она оскорбила Лари, кроме того, она всем нам поставила тройки, она смеялась нам в лицо, говорила, что если бы не наши родители, мы...
– Вы вернулись, а ее не оказалось... И что же, вы даже не попытались ее найти?
– Пытались... Но не нашли...
– А что испытал ты, когда узнал, что ее нашли в реке?
– Мы успокоились. Мы втроем напились и накурились... Нам было хорошо...
– А что вы сделали с Рони?
– Мы убили его. И спрятали в сарае... там же, на даче Литвиновой...
– Взгляни в окно, – вдруг сказала Соня.
Котельников повернул голову и увидел, как джип медленно выезжает со двора.
– Что это значит?
– А это значит, – вдруг услышал он сзади и замер, – а это значит, Жорж Котельников, что пришла и твоя очередь... Не бойся, поверни свою рыжую голову...
Он медленно поворачивался, чувствуя, как пол под его ногами закружился, как бывает во сне...
Дверь распахнулась и, с трудом сдерживая собаку, на кухню вошла Ирина Литвинова.
– Ты узнаешь меня, Жорж? Я – твоя учительница алгебры... А это – Рони, твой пес... неужели ты не узнаешь нас?
Она выглядела постаревшей лет на десять. Седые волосы, тусклые глаза, сухая, морщинистая и шелушащаяся кожа...
Она проследила за тем, когда Соня уйдет, села за стол и принялась перебирать пальцами карты.
– Я сбежала от вас... И чтобы отмыться от ваших поганых рук и тел... От того яда, которым была пропитана моя кожа, я спустилась к реке, чтобы смыть с себя эту грязь... Я вошла по колено в воду и наткнулась на тело той девушки, которую убил Герман... Я подтянула ее к берегу и, увидев, что мы с ней приблизительно одного роста и что у нас даже похожие волосы, поменялась с ней одеждой... И оставила ее на берегу... чтобы ее кто-нибудь нашел... Я понимала, что вы – ваша святая троица – практически ненаказуемы, и поэтому решила отомстить сама. Всем троим. Я не вернулась в город, а осталась жить в доме бабы Нади, Надежды Николаевны Берковской... А чтобы после моей смерти моя квартира не пропала, оформила на нее завещание. Мне потребовалось три месяца, чтобы я пришла в себя. А потом я стала дрессировать твоего Рони... Да-да, он был еще жив, когда я нашла его в сарае на даче... Я его выходила и стала дрессировать... Это я научила его бросаться на всякого, кто пахнет гвоздикой... Это я написала записки твоим приятелям и натравила на них твоего Рони... Это было несложно... Конечно, мне было страшновато, я ужасно боялась, что машина, которую я купила на деньги отца Германа, Монахова, не заведется или что-нибудь еще... Еще мне было страшно при мысли, что меня могут вычислить и посадить в тюрьму...
Наталия, присутствующая при этом спектакле, поняла, что Ира устала. Она вошла на кухню и увела ее.
– Ты, Жора, можешь возвращаться домой... – сказала она спокойно. – Надеюсь, что никто и никогда не узнает то, что только что узнал ты... Вы превратили вашу учительницу в инвалида, в психически больного человека... Потому что вы сами уроды...
– Н-н-неужели это Ирина Валентиновна?
– Как видишь...
– А кого же тогда похоронили?
– Марту, кого же еще...
– И это действительно мой Рони?
– Да...
– Он меня не загрызет?
– Иди, тебя внизу ждет твой отец...
* * *
Он ушел, а она вернулась в спальню, где находилась все то время, и уложила в постель Ирину.
Она нашла ее в том самом сарае, который приняла сначала за коптильню. Когда Логинов сказал, где живет Берковская Надежда Николаевна, она поняла, что это и есть баба Надя... Просто когда Плотников говорил о ней и произнес «баба Надя», ей показалось, что Настя...
Все ее видения, как фрагменты сложной мозаики, обрели каждый свое место: девушка в синем пальто и белой «таблетке», Берковская с песцом на груди... Именно когтями этой старинной горжетки, пропитанной запахом нафталина, будет царапать тело Германа обезумевшая от нервного потрясения Ирина Литвинова... Рыбья чешуя – это тоже плод ее воспаленного воображения... «Я хотела, чтобы
