– Вон из моего дома! Научилась с мужиками спать, научись сама и кормиться. – Орала мать.
– Алиса, пойдем отсюда! – произнес спокойно и твердо Артем.
– Что! Выметайся из моего дома, мерзавец, – ошалел от такой наглости папаша.
– Сейчас милицию вызову! – завизжала мать. – Алиска, марш в комнату!
– Устроила публичный дом! – из дверей начали подтягиваться соседи. Я поняла, что либо сейчас я уйду, либо они все меня уничтожат.
– Я с тобой! – крикнула я Артему. Тот плечом оттеснил бьющуюся в истерике мать и схватил меня за руку.
– Вот и умница, – шепнул он мне. Мы побежали к холлу, подгоняемые криками и угрозами моей семейки. Я поняла, что больше никогда туда не вернусь. Хватит. Воистину, поиздевались и будет. Теперь, когда рядом со мной Артем…Я видела, как за нами вылетел из подъезда и Мишка. Я окликнула его.
– Послушай, я хочу объяснить.
– Не надо. – Зло прервал он меня.
– Почему?
– А что ты хочешь объяснить? Что любишь этого пижона? Я не желаю знать даже его имя.
– Я не хочу расставаться так.
– Алиса, ты выбирала и выбрала. Мне очень больно. Но это ничего, – он говорил с видимым усилием. Румянец покрыл все лицо. Руки нервно дергались, пальцы перебирали пуговицы на рубашке.
– Я ничего не могу с собой поделать.
– Я понял. И вот что я тебе скажу. Я всегда знал, что люблю тебя больше, чем ты меня. И я хочу, чтобы ты была счастлива. Если этот шкет и есть твое счастье – пожалуйста. И не думай, что я разобиделся.
– Правда? – удивилась я. После такого было бы вполне естественно обидеться.
– Да. Мне больно и все. Но если тебе когда-нибудь осточертеет жизнь с ним и понадобится моя помощь – позвони. Возможно, я еще буду там и смогу тебе помочь.
– Почему ты решил, что мне может потребоваться твоя помощь? – разозлилась я.
– Ты знаешь, я как-то уверен, что большое счастье с таких сцен не начинается. Очень может быть, что через пару недель тебе перестанет казаться, что он – твоя судьба. На этот случай я и говорю – вернись. Я буду ждать, – он повернулся и ушел. Артем нетерпеливо переминался около машины. Мы сели в машины, каждый в свою. В окно смотрела, пылая гневом, мать. Брат выскочил из подъезда и орал в стекло машины:
– Ну-ка вернись, дрянь. Ты что же с матерью делаешь? Я тебе голову сверну. Если с нею что-то случится из-за твоего бреда. – Я не понимала, что он имеет в виду. Что я делаю с матерью? Я смотрела сквозь заднее стекло на удаляющийся двор и думала: у меня такая сложная любовь. У меня так много разных чувств, которые я держу в себе, чтобы они не вылили на них ведро грязи. Что же я такое делаю с матерью? На мой взгляд именно она все делает со мной. Они что, волнуются за меня? Я позвонила из квартиры Артема и сказала, что жива здорова.
– Не падайте с инфарктом, – сказала я. – Нет повода. Не происходить ровным счетом ничего страшного. Просто я полюбила и больше не хочу вас видеть. А в остальном – все хорошо. – Я сказала это и повесила трубку. Повесила вместе с трубкой всю свою прошлую жизнь и обернулась к Артему.
– Я люблю тебя! – сказала я ему.
– Я знаю, малыш, – ответил он. И это был не тот ответ, который я ожидала услышать. Три дня, три долгих дня моя жизнь висела между небом и землей. Мы сидели в квартире, разговаривали о ерунде, готовили еду и занимались любовью. Я была счастлива каким-то отчаянным счастьем приговоренного к расстрелу. Артем ничем не дал понять, что понимает и ценит то, что я сделала для него. А спросить его напрямую я не решалась. Уже догадываясь, что снова я упрусь в его слепую стену, в его тупик. В тупик, ради которого я оставила семью. И бог бы с ней. Но ради него я оставила Мишу. Что бы он не говорил, а после того, что было я к нему не вернусь. Я не такая уж дрянь, как меня расписывала родня, и так погано обойтись с хорошим в общем-то парнем не была готова.
– Как мне жить? – решилась я и спросила у Артема , когда третья ночь подняла третью луну на небе.
– В смысле? – рассеяно переспросил он.
– Я хочу быть с тобой. Всегда.
– Но малыш, это же невозможно. – С испугом посмотрел он на меня.
– Почему? Я люблю тебя, ты любишь меня. Ты сказал мне это там, у меня дома. При Мише.
– Где ты только взяла этого Мишу. Он же страшненький.
– Перестань. – Передернуло меня, – не трогай его. Он тут был вообще не причем.
– Понятное дело.
– Так что нам мешает? – вернулась к теме я.
– Да ничего! – как-то зло бросил мне Артем.
– То есть? Я могу остаться с тобой? – шальная надежда опьянила мозг, как доза адреналина.
– Со мной? – тупо переспросил он.
– С тобой.
– Почему бы и нет? – переспросил он и нервно закурил. Нет, не выглядит эта дикая истерика намерением. И не похож он на человека, который меня бы любил. Или хотя бы был готов принять в дар мою любовь. Из последних сил я сдерживала слезы. Пусть не сейчас. Пусть завтра. Еще день, еще два. Сколько выдержу. Только не сейчас.
– Мне надо пройтись, – бросил он и молниеносно вышел за дверь, оставив меня сидеть в пустой квартире.
– Артем, подожди! – бросилась я за ним. Но он уже сбегал по лестнице вниз. Я все-таки разрыдалась. Его не было уже три часа, когда мое терпение стало превращаться в раскаленные угли внутри меня. Я поминутно прислушивалась к звукам за дверью. Я бы пошла его искать, если бы не боялась, что потом я не смогу уже вновь войти в эту дверь. К концу четвертого часа я нашла в серванте бутылку водки. В целях анестезии я выпила первую рюмку. В тех же целях я приняла и вторую. Через час я плакала пьяными слезами. Оплакивая свою горемычную судьбу, я выпила еще. Ближе к утру я отрубилась. Последнее воспоминание было о моем интимном контакте с унитазом. Мне было так плохо, как еще никогда в жизни. Моя душа рыдала от невыносимой жестокости мира, мои глаза не разбирали – где стены, где потолок или пол. Меня кружило, раскручивало и било о шкафы. Все вокруг раскачивалось и сливалось в размытую слезами точку. Мои воспоминания примерно на этом заканчивались. Когда пришел Артем, что он увидел, в каком я находилась при этом состоянии, а в каком он – не знаю. Мне хотелось забыться и я забылась. Не знаю, был ли вообще в ту ночь Артем, или это какой-то жестокий бес вместо него решил разрушить весь мой мир. Когда поздним утром я со стоном продрала глаза, то рядом с собой на тумбочке я обнаружила таблетку аспирина, стакан воды и записку. Сознание, отравленное бронебойной дозой спиртного, которого до того дня я и вовсе не пила, отказывалось принять и понять то, что было написано в ней. Много раз я прочитала ее прежде, чем поняла – конец. Буквы плясали, руки дрожали, тошнота подкатывала к горлу. «Алиса, так дальше продолжаться не может. Наша встреча была ошибкой. Я тебя не люблю, и жить с тобой не собираюсь. Никогда мне больше не звони, а лучше совсем выкинь все мои телефоны. Надеюсь, что вечером тебя в квартире уже не будет. И не пей так больше. Артем». Господи, как больно, подумала я. Больно прямо физически, больно везде. В каждой клетке моего тела, в каждом закоулке души. Я сжалась в комочек, превратилась в маленькую стеклянную колючку и впилась ее шипами сама в себя. С трудом выбравшись из кровати, я доползла до прихожей и начала обуваться. Все было ясно, и от каждой минуты пребывания в этом потерпевшем крушение корабле мне становилось все хуже и хуже. Записка жгла мне руки, буквы хохотали надо мной. «Не звони мне больше». Зачем он написал это, ведь и так я никогда не звонила. Ну конечно, ведь все эти три дня я была так навязчива. Говорила о любви, требовала обещаний. А вдобавок еще и отвратительно напилась. Но ведь я для него… Неважно. Я без сил рухнула на пол в прихожей и разрыдалась. Бумажка выпала из пальцев и больше я к ней никогда не прикасалась, хотя каждое слово впивалось в меня и я знала совершенно точно – мне никогда не забыть ни одного слова. Я собрала всю волю в кулак и вышла прочь, аккуратно захлопнув за собой дверь. Улица встретила меня ясным солнечным днем, веселыми лужами и мягким шелестом зеленых листьев. Я бродила по улицам, окруженная своим персональным облаком пыли, крупинки которого загораживали от меня и свет, и зелень, и людей.
